«It's getting dark, too dark to see… Feel I'm knocking on heaven's door», [104] – кто-то включил радио в кафе в зале ожидания.
На табло зеленым загорелась надпись: «MOSCOW – SANTORINI: BOARDING»
– Пойдемте, Полина, уже объявили посадку на наш рейс.
– Подождите, вы не все рассказали. Что стало с тем самолетом?
«Knock… knock… knocking on heaven's door…», – хрипло ответил Аксель.
– Что с самолетом???!!!!!!!
– Самолет, летящий в Белый город, потерпел крушение где-то над Средиземноморьем. Никаких следов. Все пассажиры пропали без вести. Да простится им все за смелость их душ.
Никто не бежит так быстро, как человек, который пытается вернуть свое время. Ставьте всегда на него. Полина догнала семью уже у стойки регистрации.
– Стойте! Я понимаю, что сейчас все это прозвучит как бред сумасшедшей. Но… В общем, самолет не долетит до Санторини. Он потерпит крушение. Сдайте билеты!
– Откуда у вас такая информация, вы – представитель авиакомпании? – удивленно улыбнулась мама мальчика, и Полина заметила, что глаза у нее точь-в-точь, как у мальчишки: два золотисто-карих солнышка….
– Нет. И у меня нет никаких доказательств. Вам придется поверить мне на слово.
– Но мы уже неделю пытаемся улететь. Мы живем на Санторини, приехали проведать родственников жены, а тут такое с обратными билетами творится, не достать! Бабушка уже нас заждалась, – как мягко и растянуто он произносит слова с ударением на
Смешанный брак. Он – грек, она – русская. У мальчишки мамины глаза и папино произношение слов с ударением на
– Папа, эта тетя достала мне мач! Она говорит правду! – громко и уверенно, совсем как взрослый, заявил им снизу мальчишка.
– Но сынок, папа прав, билеты трудно достать. Надо лететь, – смущенно возразила ему мама.
– Я боюсь, – вдруг сказал он.
Отец встревожено обвел взглядом туристов, подтягивающихся на посадку, потом снова посмотрел на Полину. Немой вопрос. Неужели все они тоже не долетят?
– Я не знаю, что будет, правда, не знаю, – тихо одними губами произнесла Полина.
Среди толпы туристов мелькнул белый плащ, потом еще один и еще… Хранители встали в ряд, наблюдая издали за происходящим.
– Давайте останемся здесь, – уже захныкал мальчишка.
– Дорогой, мы можем улететь в пятницу, – после затянувшейся тревожной паузы сказала мама мальчишки. – А пока поживем у моей мамы. Подумай, осталось всего три дня. А билеты сдадим, мы еще успеваем. Мы же договорились слушать друг друга. Мы – семья, одно целое, если один из нас не хочет лететь, то остальные должны уважать его мнение.
– Да, семейный совет. Хорошо мы полетим следующим рейсом, – повернулся отец к Полине. – Мы верим вам. Если кто-то один из нас верит, то мы все верим. Но как быть с ними?
Он снова оглянулся на очередь у стойки регистрации.
Белые плащи позади них растворились в ярком свете. Пустоту заполнили новые лица, торопящиеся на посадку.
«Без нас самолет долетит, наверно», – подумала Полина, но не смогла произнести ни слова, ведь тогда историю придется рассказывать с самого начала.
Она смотрела, как они трое медленно шли по залу ожидания к выходу из аэропорта. Они никогда не отшумят…[105]
Подумать только: слепая вера! Если один из них верит, то верят все, потому что одно целое. Если они разобьются на части, то это и будет ложь. «Антитеза любви не ненависть и не равнодушие. А ложь»,[106] – вспомнился ей Довлатов. Верить нужно ДРУГ ДРУГУ, а не придуманным кем-то богам, ведь единственный Бог во Вселенной – это любовь,[107] ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ любовь.
Да здравствует хеппи-енд! Почему люди плачут над счастливым концом истории только в кино? Потому что это и есть катарсис? Или потому что в жизни он вызывает лишь циничный смех или презрительную усмешку недоверия?
– Я тоже никуда не лечу! – объявила она, вернувшись за столик.
– Перестаньте, Полина! Неужели вам страшно?
– Нет. Но я остаюсь. Полечу следующим рейсом. Я поняла, что зря потратила жизнь. Мне нужно вернуться домой, вернуть свое время. Наконец-то сделаю уборку, посажу дерево, рожу ребенка…
– Но тебе некуда возвращаться. Ты все потеряла. Все позади. Время идет по прямой только вперед и не может замыкаться в круг.
– Тогда буду пить коньяк здесь, в аэропорту, пока деньги не кончатся. И… Да! Мне страшно.
– Перестаньте дрожать! Что будет с вами, когда деньги и коньяк все-таки кончатся? Неужели не хочется увидеть Белый город вживую? Узнать, что ждет за последней строкой?
– За последней строкой ничего не ждет. Пустота. И коньяк, и Белый город – всего лишь иллюзия. Весь
