Дюймовочка, и в горячем африканском воздухе плыл незабываемый голос Аллы Борисовны Пугачевой, вдохновенно распевающей: «Миллион, миллион, миллион синих роз!»
Вторник
Удивительное дело, утром я не проспала, встала как раз вовремя, чтобы успеть в телекомкомовские рудники аккурат к восьми часам. Правда, я не заморачивалась подбором делового костюма, влезла в те же джинсы, только вчерашнюю майку, художественно испачканную пылью и паутиной, сменила на чистую. Боевую раскраску не наносила, прическу соорудила своеобычную, в стиле минимализма – «конский хвост». Завтракать не стала, походя выпила чашку кофе, подхватила сумку, с вечера брошенную в углу прихожей, насыпала отчаянно зевающему Томке полную миску собачьего корма, крепко закрыла дверь и калитку и порысила через поля.
Без пяти восемь я уже была на трудовом посту – видели бы меня коллеги-телевизионщики, вот бы удивились! С самым деловитым видом я восседала за большим столом, заваленным пачками рекламно- агитационной продукции, слюнила пальцы, как старорежимный кассир, и отсчитывала стопочки по пятьдесят листовок в каждой. Это высокоинтеллектуальное занятие поглотило без малого два моих рабочих часа, после чего я почувствовала необходимость небольшого творческого перерыва и решила устроить себе кофе-брейк.
Я взяла кошелек и пошла доить кофейный автомат, отличающийся злокозненным нравом и скаредностью: вредная машинка без возражений принимает плату за горячий напиток «в расчет», а вот сдачу норовит зажать. В таком случае нужно безжалостно стучать по поилке кулаком, целясь в болевую точку над щелочкой копилки.
На этот раз я получила свой двойной эспрессо без эксцессов, бить автомат не пришлось. Зато неожиданный удар получила я сама! Выдернула из цепких лапок механизма пластиковый стаканчик с горячим напитком, вдохнула бодрящий аромат черного кофе – и тут мне словно кирпич на голову уронили! Вдруг я вспомнила ту чашечку кофе, которую проглотила утром, пробегая через кухню, и с большим опозданием до меня дошло, что я не знаю, откуда она взялась на столе!
Белая фарфоровая чашечка с розочкой (не синей, а красненькой) стояла себе на комплектном блюдечке, рядом салфеточка бумажная лежала – в тон рисунку на чашке, розовенькая с тиснением, на салфеточке серебряная ложечка, рядом мельхиоровая сахарница и малина на блюдечке. Изысканная такая сервировка, прямо скажем, не в моем стиле, хотя кофе был именно такой, как я люблю. Выпила я его с удовольствием, только как варила – хоть убей, не помню! Закономерно возникает вопрос: какой заботливый невидимка, как в сказке, приготовил и подал мне утренний кофе? А если отбросить мистику с фантастикой и реалистично предположить, что я обслужила себя сама, то появляется другой вопрос: такие провалы в памяти – это еще склероз или уже маразм?
Терзаясь сильнейшими сомнениями в крепости своего душевного здоровья, я вернулась в кабинет и получила новое ответственное задание. В предвкушении грядущей ответственной презентации весь рекламный отдел стоял на ушах, и меня тоже заставили принять аналогичную позицию. Мне вручили свиток длиной в сорок локтей – список предприятий, руководителей которых следовало пригласить на презентацию, – и велели всех обзвонить.
Граждане и особенно гражданки, снимавшие трубку на другом конце линии, отчего-то принимали мое желание узнать ФИО Первого Руководящего Лица с нескрываемым подозрением. Мне приходилось долго и многословно объяснять, с какой целью я пытаюсь получить эту стратегически важную информацию. Где-то после первого десятка звонков я выработала универсальную схему разговора. Дождавшись, пока мне кто- нибудь ответит, я усталой скороговоркой выдавала следующий текст:
– Здравствуйте, «ТелекомКом» беспокоит. Мы проводим презентацию с фуршетом и подарками. Подскажите, на чье имя выписать официальное приглашение?
После этого мне с готовностью диктовали имена и фамилии списком, а также весьма заинтересованно спрашивали, каковы будут подарки и меню фуршета. А один генеральный директор, самолично снявший трубку, очень трогательно просил обязательно сделать на адресованном ему конверте с именным приглашением приписку крупными буквами: «Лично в руки!!!» Особенно настаивал он на трех восклицательных знаках. Я подумала, что бессовестные подчиненные, наверное, нагло воруют у бедного начальника пригласительные билеты, лишая шефа законной возможности припасть к фуршету.
Пока я будировала общественность телефонными звонками, мой собственный мобильник молчал как убитый, так что я даже забыла, что со вчерашнего вечера не разговаривала с Писклей и еще не сообщила ему радостную весть об обнаружении Голубой Булабонги. Вспомнила только в связи с марками, которые милая девушка Катя начала наклеивать на готовые к отправке конверты с приглашениями. К этому моменту версия о наличии у меня прогрессирующего маразма получила новое подтверждение: я начала набирать вместо шестизначных телефонных номеров шестизначные же почтовые индексы. Успешно, кстати, набирала! Записала еще кучу желающих нафуршетиться и оподариться.
Дождавшись обеденного перерыва, я ускользнула от новых коллег, убежала в тихий садочек за углом офисного здания и, прикрываясь плечом от недреманого ока наружной камеры слежения, позвонила по сотовому Пискле.
– Ой, привет! – В голосе бандита слышалась искренняя радость. – Как хорошо, что ты сама позвонила!
– Вообще-то, хорошо воспитанные девушки не звонят юношам сами, но для тебя я готова сделать исключение, – съязвила я. – А ты почему не звонишь, разве тебя уже не интересует твое добро?
– У меня деньги на карточке кончились, – пожаловался Пискля. – Вернее, у твоей подруги. Какая-то она безответственная, довела свой телефонный счет до полного истощения!
– Не предусмотрела возможности своего похищения, – легко согласилась я.
Мне было весело, потому что я уже приготовилась обменять чужую двухсоттысячедолларовую Булабонгу на свою стокилограммовую Ирку.
– Ты, дружочек, сейчас стоишь или сидишь? – заботливо спросила я.
– Скажешь тоже, «сидишь»! Нет уж, спасибо, не надо! – забеспокоился Пискля. – Я сейчас лежу.
Я машинально глянула на часы – тринадцать с минутами. Однако хорошо живут бандиты, если могут себе позволить валяться в постели существенно позже полудня! И это в то время, когда честные труженики работают, как пчелки, с восьми утра!
Сереня не стал уточнять, что лежит не где-нибудь и не как-нибудь, а животом вниз на сыром прибрежном песке, наблюдая в бинокль за Иркой, которая непонятно возилась в своем шалаше.
С утра пораньше, едва успев причалить к бережку в привычном месте – в укромной гавани под ивушками, братья Пушкины были вынуждены заняться истреблением на песчаном берегу трехбуквенного слова, которое неукротимая узница, очевидно, начертала в отсутствие стражей под покровом темноты – благо ночь была лунная. Используя вместо черпака найденное в шалаше прохудившееся жестяное ведро, Ирка прошлась по берегу, как малогабаритный, но мощный экскаватор, и проковыряла три затейливой кривизны канавы, которые cкладывались в слово SOS и должны были быть хорошо видны с высоты птичьего полета. Сообразив, что пленница пытается привлечь внимание не столько чаек, сколько пролетающих над городом самолетов, братья очень огорчились таким коварством и приложили массу усилий, чтобы уничтожить сигнальные буквы. К счастью, поутру островок посреди реки был затянут густым туманом, который оседал мелким дождиком. Пленница пряталась в своем шалаше и не могла видеть Гриню и Леню, которые играли на берегу в бульдозер, вооружившись невесть откуда взявшейся широкой доской.
Гигантские буквы за ночь успели превратиться в дренажные канавы, полные воды и вездесущих лягушек. Последнее, впрочем, было даже неплохо, потому что Сереня, стоявший «на стреме» на случай неожиданного появления в зоне активных земляных работ Ирки, загодя набрал полный пластиковый пакет квакушек и приготовился по тревоге забрасывать ими противника. Впрочем, лягушкометание не понадобилось. Попыхтев, Гриня и Леня буквы благополучно истребили еще до того, как рассеялся туман и на бережок, как песенная Катюша, вышла узница.
Увидев, что ее письменный призыв о помощи в буквальном смысле стерт с лица земли, Ирка нахмурилась, обвела прибрежные кусты недобрым взглядом, вызывающе шмыгнула носом и тяжелым шагом вернулась в шалаш. С тех пор бдящий Сереня не спускал глаз с хижины, которую периодически потряхивало, что выдавало происходящую внутри загадочную деятельность.
– Это хорошо, что ты лежишь, – после паузы, понадобившейся для того, чтобы подавить
