Артистке пришлось почти час валяться на земляном полу, затаив дыхание и прислушиваясь к малейшим колебаниям почвы, выдающим осторожное приближение к хижине встревоженных тюремщиков.
– Думаю, они ползли на животах, – мечтательно щурясь, с явным удовольствием припомнила Ирка. – Как разведчики!
Я вообразила целую толпу писклявых бандитов, по-пластунски, как отряд воинственных команчей, подкрадывающихся к хижине одинокой бледнолицей скво, и позавидовала Иркиному хладнокровию.
– Я слышала, как они перешептывались за порогом, – сказала Ирка.
Бандиты решали, не попытаться ли вломиться в сарайчик, чтобы обездвижить ослабленную хворью пленницу с помощью веревок. Это сильно облегчило бы им дальнейшие контакты с Иркой, которую мерзавцы горячо желали допросить с пристрастием.
– Очень их интересовало, где находится какое-то добро, – припомнила Ирка.
– Ага! – многозначительно сказала я, начиная нетерпеливо ерзать на табуретке.
Мне уже хотелось вставить свое слово в этот рассказ.
– Я решительно не знала, о каком добре идет речь, но мне совсем не хотелось, чтобы эти сволочи всем скопом ввалились в мою халупу и скрутили меня в бараний рог, – продолжала повествовать подруга. – А еще мне хотелось, чтобы о моем островном заточении узнали на Большой земле.
– И ты решила оповестить об этом мир в моем лице! – подсказала я.
– Совершенно верно! – Ирка кивнула. – На помощь Моржика я не слишком надеялась, мы с ним как раз здорово поссорились, он ушел из дома и до сих пор не появляется.
Подруга заметно погрустнела.
– Появится еще, – подбодрила ее я. – Он же тебя любит.
– Ты настоящая подруга, – с признательностью сказала Ирка. – Именно поэтому я решила перевести стрелки на тебя!
Чтобы предупредить возникшее у бандитов желание штурмовать хижину, Ирка стала шумно метаться – старательно изображала горячку, сопровождающуюся бредом.
– Я приговаривала: «Ленка! Ленка! Возьми его! Возьми!» – Ирка показала, каким был ее горячечный бред.
Оказалось, весьма разрушительным: коробочка с недоеденным «Оливье» полетела со стола на пол, пустая кастрюлька с засохшими остатками фондюшного соуса звонко брякнулась на пол.
– И еще я говорила: «Запомни, Ленка: это добро! Настоящее добро! Очень, очень доброе!» – продолжала буянить Ирка. – А напоследок, чтобы показать, как мне плохо, я еще немножко попричитала, как раненый боец в фильме про войну: «Сестра, сестра, брось, не донесешь!»
– А, так вот почему Пискля решил, что мы с тобой сестры! – сообразила я. – А твои слова «Брось, не донесешь», вероятно, навели его на мысль о том, что искомое добро очень большое. То-то он поначалу не хотел соглашаться на Голубую Булабонгу!
В коридоре зашлепало, в кухню притопал встревоженный Марик в достопамятных тапках с лишайчатыми кроликами.
– Я слышал грохот, что у вас случилось? – Юноша обеспокоенным взором обвел кухню, задержав взгляд на неаппетитных остатках разбросанного «Оливье».
– Ничего страшного, это я фондюшницу уронила, – успокоила племянника Ирка. – Ступай к себе, мы тут сами приберем.
Марик удалился.
– Кстати, о голубых, – сказала Ирка, поглядев ему вслед. – Как ты думаешь, с мальчиком все в порядке?
– Не знаю, не проверяла, – не подумав, брякнула я.
– Очень надеюсь, что не проверяла! – надулась Ирка. – Марик тебе в сыновья годится!
– И вовсе не годится! – справедливости ради возразила я. – Не могла же я стать матерью в двенадцать лет! Впрочем, о чем это мы с тобой болтаем? Давай вернемся к Булабонге. Я так понимаю, ты ее в глаза не видела?
Ирка со вздохом поднялась с табурета, достала из-под мойки совок и щеточку и принялась сметать с пола салатный мусор.
– Не видела и даже не знаю, кто она такая!
– Что она такое, – поправила я. – Голубая Булабонга – это марка, очень редкая. Ее стоимость, по разным оценкам, колеблется от ста до двухсот тысяч долларов.
– Да ну?!
– Если не веришь, сама посмотри в Интернете!
Ирка перестала махать щеткой и застыла на корточках с разведенными в стороны руками, сделавшись похожей на гигантскую курицу-несушку, сосредоточившуюся на процессе производства яиц.
– Меня украли, чтобы потребовать в качестве выкупа эту дорогущую марку? – наконец-то разродилась несушка. – Не понимаю... Где я, а где эта самая... Голубая?
– Рядом вы были, в одном доме! Я нашла конвертик с Голубой Булабонгой у тебя в библиотеке! Под столом, в мусорной корзинке!
– Офигеть! – изумленная Ирка села на попу, слегка промахнувшись мимо фондюшной кастрюльки. – Это у меня такой мусор в доме – на сотни тысяч баксов?! Обалдеть! А почему я об этом узнаю последней? Очуметь!
– Ошизеть, одуреть и офонареть, – я помогла подруге с синонимами. – Может, это Моржик где-то добыл такую диковинку? А тебе не сказал?
– Пожалуй, мог добыть, – задумчиво согласилась Ирка. – Он как раз только-только из Голландии вернулся, вполне мог притащить из-за границы какой-нибудь сувенирчик.
– Сувенирчик! – повторила я. – На пару сотен тысяч «зеленых»!
– А что мне ни о чем не рассказал, так свободно мог не успеть это сделать, – не заметив моей реплики, продолжила Ирка. – Я на него раньше наорала, чем он вообще рот открыл. Вот дура-то...
– Еще бы не дура, – поддакнула я.
Подруга с пола мрачно зыркнула на меня подозрительно блестящими глазами.
– Ты только реветь не вздумай! – предупредила я, присаживаясь рядом и проворно работая щеткой.
Сгребла в совок салатное свинство, свалила в мусорку, переставила в мойку грязную кастрюльку и сказала в утешение расстроенной подружке:
– Ты не совсем дура, раз догадалась посигналить на берег солнечными зайчиками. Сигналы твои благополучно приняли и именно благодаря этому я тебя и нашла.
– У меня была пудреница с зеркальцем, вот я ее и использовала. Сначала пыталась слепить летчиков в самолетах, но побоялась спровоцировать авиакатастрофу, – призналась слегка повеселевшая Ирка.
– Чай с конфетами пить будем? – спросила я, чтобы сменить тему.
Мне казалось, что ничего нового подруга мне поведать уже не может.
– А как же! Зови Марика, дети любят сладкое!
Сладкое любили все, поэтому конфеты кончились очень быстро. Ирка с сожалением закрыла опустевшую коробку с изображением плывущих в небе мягких зефирных тучек и спросила:
– Кстати, о голубых: как поживает моя синяя роза?
– Так же, как все предыдущие, – неохотно призналась я. – Посинела окончательно. Я хочу сказать, она умерла.
– Тоже засохла? – Ирка искренне огорчилась.
– Увы, – я развела руками, неосторожно смахнув со стола пустую конфетную коробку.
– Вот! – Ирка обвиняющим жестом указала на упавший предмет. – Вот так у тебя всегда!
– Все падает? – уточнил Марик.
– Все в упадке! – поправила Ирка. – Руки-крюки!
– Сама такая! – я искренне обиделась. – Между прочим, мы с тобой вместе эту розу сажали, и именно ты руководила процессом!
Ирка пару раз обмахнулась поднятой коробкой.
– Ага? – я поняла, что подруге просто нечего сказать.
