полицейского.
«Писклявый и его банда!» – сообразила я.
– Томка, фас! – я моментально изменила Томкину инструкцию. – Быстренько порви того, который в канаве, и бегом ко мне!
Громкое собачье рычание и болезненный человеческий крик дали понять, что новая команда пришлась Томке больше по вкусу.
– Гриня! – закричал Леонид, которого сильно развитое родственное чувство заставило позабыть об основной цели операции и броситься на помощь брату. – Держись, я иду!
Старший Пушкин подхватил с земли загадочного происхождения корягу и порысил к канаве.
– Томка, держись, я тоже иду! – закричала я.
– Иди ты! – пискнул Сереня, подпрыгивая и бросаясь на собачью хозяйку, как маленькая злобная крыса.
Я волчком завертелась на месте, срочно разыскивая глазами какой-нибудь подходящий для нападения и обороны тяжелый предмет.
Легковесный Сереня, успевший уцепиться за женскую кофточку, закружился в воздухе, как лопасть пропеллера.
– Сереня! – взревел Леонид, краем глаза заметивший карусельное кружение младшенького и теперь не знающий, которого из братьев спасать первым.
– А-а-а! – со слезами в голосе возопил укушенный Гриня.
– О-о-о! – запищал Сереня, под воздействием непреодолимой центробежной силы отрываясь от трикотажной кофточки вместе с карманом.
– Е-о-о! – мучительно выдохнул Леонид, случайно поймавший слетевший с ноги Серени шлепанец тем самым местом, которое футбольные защитники прикрывают ладошками, а ваятели скульптурной обнаженки – фиговыми листочками.
Коряга выпала у него из рук и упала в канаву, оккупированную Гриней.
– Мать твою! – вскричал ушибленный Гриня, помянув недобрым словом общую пушкинскую маменьку.
– Р-р-р! – довольным голосом сказал Томка, показав в оскале великолепные зубы, количеством и качеством которых пес не был обязан никаким патентованным средствам.
– К ноге! – крикнула я, призывая собаку последовать моему примеру и уносить конечности подальше от гнездовья писклявой банды.
– Ой, нога! – эхом простонал Гриня, воздев из канавы прокушенную лодыжку. – И спина тоже, ой! Вашу мать!
– Ой, мама! – слезно пропищал Сереня.
Совершая вынужденную посадку в поле, он на бреющем полете зацепил терновый куст.
Я повернулась и, прижав к бокам локти, легким спортивным бегом полетела по тропинке в сторону дома, белеющего на приличном расстоянии в отдалении от места побоища.
– Гав! – крикнул мне в спину Томка.
– Ладно, только не задерживайся! – не оборачиваясь, ответила я, поняв желание пса порезвиться и одновременно закончить зачистку территории от бандитов.
Убегая на прогулку с собакой, я машинально прихватила с собой свою сумку-рюкзачок. Проходя через кухню, также машинально, сцапала со стола забытый кем-то пакетик с изюмом. Размер пакетика не позволял сунуть его в карман тесных джинсов или декоративно-прикладной кармашек на кофточке, поэтому я положила его в сумку, которую не стала закрывать. На бегу то и дело ныряла в нее рукой, мелкими порциями выгребая и поглощая вкусный изюм.
Расставшись с бандой Писклявого, я отбежала метров на пятьдесят, не меньше, и только тогда почувствовала слабость в коленках и легкую дурноту.
Надо признаться, в смысле реакции на неприятные неожиданности я тот еще тормоз! Всегда запаздываю с испугом.
Помнится, лет тринадцать назад, после окончания университета, работала я учителем, и светлым сентябрьским днем на пути из школы на меня у самого дома напал грабитель. В этот момент я мирно топала к подъезду, размышляя, как бы подоходчивее объяснить оболтусам из пятого «Г», что «парашют» и «параша» вовсе не однокоренные слова, а существительное «овчарка» нельзя проверить звукоподражанием «ав-ав». И тут на меня налетел сзади какой-то жутко энергичный юноша! Он ловко сдернул с моего плеча сумку, но я успела ухватить ее за короткие ручки, и некоторое время мы в молчании, нарушаемом только обоюдным сосредоточенным сопением, рвали друг у друга несчастную сумку. Почему-то в этот момент я напрочь забыла о том, что в сумке лежат кошелек с деньгами, мой паспорт и ключи от квартиры. Помнила только, что втиснула в торбу две пачки с ученическими тетрадями. На них пресловутые оболтусы из двух пятых классов излили поток бредового сознания, именуемого в календарно-тематическом плане занятий сочинением на тему «Как я провел лето». Не скажу, что мне очень интересно было знать, как маленькие разбойники развлекались на каникулах, но за сочинения я сражалась, как лев! Даже заорала прямо в морду грабителю:
– Отдай сумку, там тетрадки!
Нападающий понял это по-своему, как заверение, что в сумке нет ничего ценного. Пристально взглянул в мое честное лицо, понял, что я не вру, и выпустил ремень сумки. С высоко поднятой головой, гордой поступью победителя я вошла в подъезд и только у двери своей квартиры почувствовала, что меня накрывает мутная волна страха.
На сей раз произошло то же самое. С деятельной помощью Томки и ангелов-хранителей расправившись с писклявыми бандитами, я успела отдалиться от поля боя на приличное расстояние, когда почувствовала страх и ощутила перебои с сердцебиением. Остановилась, прижала ладошку к неровно содрогающейся грудной клетке, размеренно подышала через нос. Пришла в себя и тихонько потрусила дальше, не решаясь надолго задерживаться на открытой местности из опасения, что бандиты очухаются и пустятся за мной вдогонку, пылая жаждой мести. Правда, там остался Томка, возможно, он их задержит.
Только успела так подумать – мимо, обдав меня ветром, промчался Том. Очевидно, пес решил, что инцидент исчерпан, и возобновил прогулку в нормальном режиме. «Нормальный режим» – это когда я размеренно трюхаю с крейсерской скоростью четыре километра в час, а Томка мотается вперед-назад, как летний чартер в Турцию.
Обогнав меня, пес длинными прыжками унесся к дому, толкнул калитку и скрылся во дворе. Я поняла, что возвращаться Томка не собирается, и тоже попыталась ускориться, но ощутила болезненный укол в сердце и, наоборот, замедлилась.
Вот, дожилась! Пора лекарства принимать!
Памятуя, что от инфаркта рекомендуется уходить бегом, я все-таки не остановилась. Никаких аптечных средств у меня при себе не было, поэтому вместо таблетки я кинула в рот изюминку. Помочь не помогло, конечно, но вкусовые ощущения были приятными, поэтому я съела еще ягодку, потом еще и еще...
И как раз полезла в сумку за очередной порцией вкусного и полезного сухофрукта, когда сверху на меня кто-то упал! Ну, не совсем на меня, на дорожку передо мной, но я от неожиданности взвизгнула, неприлично громко выругалась и тут же с претензией заорала в лицо незнакомому мужику с волосами цвета медной проволоки:
– Обалдел, да?! Ты что, с дуба упал?!
– С него, – подтвердил Рыжий, криво ухмыльнувшись.
Я автоматически вскинула голову и увидела над собой могучую дубовую ветвь. Толстый, похожий на морщинистую мамонтовую ногу, дубовый ствол темнел метрах в трех справа. Из-за дерева выглядывала топорная морда желтого автомобиля.
– Слезы где? – очень недружелюбно спросил меня рыжий мужик, опасно придвигаясь.
– Слезы мои тебе нужны? Не дождешься, плакать не стану! – ответила я с интонациями героини моего детства – свободолюбивой иностранной коммунистки Долорес Ибаррури.
Это она сказала: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!» С возрастом этот героический лозунг начал вызывать у меня серьезные сомнения, однако в критическую минуту я не удержалась и тоже бросила вызов превосходящему противнику, который был на две головы выше меня и тяжелее килограммов на
