По крайней мере у нас на Украине. Зачем ему эти сложности – ютиться в тесноте, выносить детские горшки? Нет, скорее всего у него действительно серьезная психологическая проблема.
– Так вы что советуете – соглашаться или нет?
– Это только тебе решать, – ответила няня. – Но на мою помощь можешь рассчитывать в любом случае.
Следующие полчаса я так и эдак прикидывала, взвешивала разные варианты. Выходило, что это единственная возможность заработать нам всем на жизнь. Покорившись судьбе, я набрала телефон Невского.
– Я согласна.
Алексей принялся что-то возбужденно тараторить, но я его прервала:
– Подожди радоваться, у меня есть два условия.
– Какие еще условия? – оторопел бывший журналист.
– Во-первых, я хочу больше денег. Две тысячи долларов в неделю.
– Согласен. – Невский ответил так поспешно, что я поняла: можно было просить больше. – Какое второе условие?
– Рональд Пузырьков.
– Кто?!
Я объяснила, что это одноклассник Оли, которому надо помочь в нее влюбиться.
– Ладно, сделаем. Это все условия?
Признаюсь, что у меня возникло сильное искушение устроить с помощью «Радости жизни» и свое счастье тоже. Ведь можно же подтолкнуть Руслана Супроткина к мысли, что я – самая обаятельная и привлекательная? Пусть капитан влюбится в меня, словно мальчишка! Но что-то внутри меня сопротивлялось этому шагу. Наверное, стойкое убеждение, что все в нашей жизни предопределено. И отношения между мужчиной и женщиной должны развиваться так, как это было записано на скрижалях судьбы. Поэтому я твердо сказала:
– Да, это все.
– О кей! Значит, сегодня и начнем.
– Как? Уже сегодня? – испугалась я.
– А чего тянуть? Клиент давно созрел. Да, начнем сегодня. Он приходит домой, жена встречает его в старом выцветшем халате, теща бросает взгляд, полный ненависти, дети кидаются на шею с криком: «Папа, папа!»…
У меня похолодело внутри.
– А разве дети должны называть его «папой»?
– Ну конечно! А тебя – «мамой». А ты что думала? У клиента должна возникнуть полная иллюзия того, что он попал в родную семью. Именно за это он деньги платит, между прочим!
Повисла пауза, а потом я сказала:
– Нет, ты знаешь, я передумала, никаких представлений. Если все так серьезно, если надо подговаривать детей…
Невский принялся меня убеждать:
– Да не бойся ты! Дети, чтоб ты знала, с удовольствием входят в роль. Да и тебе понравится, я уверен. Знаешь, как это затягивает? В общем, мы обо всем договорились. Сегодня в пять часов я заеду к тебе домой вместе с клиентом. Если что-то будет не так, подскажу. В первый день допускаются накладки, зато потом все пойдет как по нотам. Какой у тебя адрес?
Я продиктовала. В последний момент я спохватилась:
– А как его зовут?
– Максим. Максим Малахов.
Трубка запищала короткими гудками, а я попыталась прикинуть, какими неприятностями в будущем грозит мне эта история. По самым скромным подсчетам выходило, что мало не покажется. Определенно, самый разрушительный взрыв – это взрыв энтузиазма у дурака.
Глава 28
Самый точный метеоприбор – это полотенце, вывешенное за форточкой. Если мокрое – дождь, если колышется – ветер, если нет – украли.
Когда я вышла из дома, на улице хлестал ливень. Зонт почти не спасал от потока воды. Несмотря на то что школа находилась в пяти минутах ходьбы, я добралась до нее вся мокрая, словно мышь под метлой. Перед кабинетом психолога я попыталась привести себя в порядок, вытерла носовым платком лицо и пригладила волосы. Постучав в дверь и не дождавшись ответа, я заглянула в кабинет.
– Можно? Я по поводу Игорька Стецюра из третьего «Б»…
За столом сидела женщина и уныло жевала бутерброд с вареной колбасой.
– Подождите за дверью! – осадила она меня, и я ретировалась в коридор.
Через десять минут из-за двери раздался крик:
– Входите!
Я вошла в небольшую комнату. Женщина уже не жевала, а копалась в каких-то бумагах. Она на секунду оторвалась от своего занятия и молча кивнула мне на стул, стоявший около стены. Я села и принялась изучать психолога.
С первого взгляда я определила Марину Остаповну как работающую пенсионерку. На ее лице застыло выражение мелочной подозрительности, а волосы на макушке настолько поредели, что кожа головы, пораженная себореей, была заметна с расстояния нескольких метров.
Я вспомнила, что школьники называют ее Мариной Гестаповной, и подумала, что дети все-таки злы. Конечно, психолог не была дамой, приятной во всех отношениях. Но ведь она выполняла общественно полезную работу и, судя по проплешине, делала это усердно, а на мизерную зарплату даже не могла позволить себе купить парик.
Марина Остаповна убрала бумаги в стол, посмотрела на мой все еще мокрый зонтик и устало поинтересовалась:
– Что, там опять дождь?
– Да, и довольно сильный.
Женщина глубоко вздохнула:
– И когда это кончится? Что же это за город такой, проклятый всеми богами! Летом здесь адское пекло, зато в остальное время года то дождь, то снег, то дождь со снегом. И всегда грязь на тротуарах, как в свинарнике. Ненавижу!
Она с укором взглянула на мои заляпанные сапоги. Я стыдливо втянула ноги под стул и поспешно поддакнула:
– Вы совершено правы, просто невозможно по улице пройти.
Психолог продолжила:
– Говорят, если отъехать от Москвы на сто километров, так там даже небо другое – голубое. И воздух чистый.
Я хотела заметить, что грязи там будет побольше, чем в столице, но на всякий случай решила не спорить с педагогом.
Марина Остаповна закатила к потолку маленькие глазки, и в них впервые промелькнуло что-то человеческое:
– Ох, быстрей бы бросить эту ненавистную работу, уехать в деревню, выращивать там картошку, лук, помидоры… Ведь с подсобным хозяйством можно прожить на пенсию, как вы считаете?
Я решила польстить учительнице:
– Ну, вам до пенсии еще далеко, минимум два-три года, правда?
Мечтательное выражение на ее лице мигом сменилось злобным:
– Какие «два-три года»? Мне только сорок пять лет!
Упс! – как выражаются современные подростки.
Теперь Марина Остаповна смотрела на меня с откровенной ненавистью.
– Вы мать? – сурово вопросила она.
– Нет, я крестная мать, и не Игорька, а его брата… – Запутавшись в объяснениях, я выпалила: – В
