Чего смотрите? Я себе все на свете сломал!
– Да как?
– С чердака свалился!
И тут Дуня неожиданно услышала свой заливистый смех. Она хохотала так, будто ничего смешнее с нею никогда не происходило, и упустить такой случай посмеяться просто нельзя. Старуха изумленно глянула на нее и даже отступила на шаг, в глубь комнаты. А Петр окончательно побелел от злости.
– Тебя, сука, я еще достану! – пообещал он.
– Я тебя достану первая! – все еще смеясь, откликнулась она. – Куда ж ты уползешь, такой!
И, легко перепрыгнув через его распластанное на полу тело, она выскочила на лестницу. Ей вслед понесся прямо-таки звериный протестующий вой – но это ее уже ничуть не смущало. Путь вниз был свободен.
Вылетев до двор, девушка в нерешительности заметалась. Она не знала, что ей предпринять. Бежать отсюда как можно скорее? Да к чему? Он ее не догонит, а больше она никого всерьез не интересует. Торопиться некуда, нужно взять себя в руки. Сумка, по счастью, уцелела и все еще висела у нее на плече. Она достала оттуда записную книжку и направилась к выходу из этого сумрачного двора-колодца.
На улице, ближе к остановке, девушка нашла исправный таксофон. Набрала номер Врачей. Ответила ей незнакомая старушка, голос у нее был дрожащий и перепуганный. Видно, происходящие в квартире события глубоко потрясли престарелую мать милиционера. Дуня попросила Анну Петровну.
– Как, опять ты? – неприветливо переспросила та, узнав, кто звонит. – Дуня, что ж ты с ним сделала? Парня-то жалко! Он лежит на полу и не встает, плачет, как маленький…
– Анна Петровна, вы мне скажите только одно – к вам милиция приходила? То есть не к вам, а к Врачам? Говорил с ними кто-нибудь?
– Что?! – изумилась старуха.
– Следователь был у них? Следователь, говорю? – крикнула Дуня. – Помните, я вас спрашивала – видели вы такую маленькую темненькую девушку, она приходила к Людмиле четвертого мая? Так вот, должен был прийти милиционер насчет нее!
– Ой, да не видела я, не знаю, – залепетала вконец запутавшаяся старуха. – Никакой милиции не видела.
Дуня хотела было упрекнуть ее за то, что она все-таки проболталась Людмиле про истинную цель ее посещения, но не стала этого делать – старуха была уже насмерть перепугана, и, в конце концов, какой с нее спрос? Анна Петровна жалобно продолжала:
– И что мне теперь с ним делать, что мне делать с ним? Я ведь его с детства знала! А сейчас лежит и ревет, как маленький… Димка спать лег, сказал, разбудим еще раз – убьет… Мать его только ахает… А Врачей никого дома нет, их сейчас почти тут не бывает. Людмила на работе, вышла после больничного, Вася просто исчез. Ни на крыше его нет, нигде… Чего Петя сюда пришел – не понимаю, его давно тут не было… Господи боже мой!
– Вася исчез? – цепко переспросила девушка. – Давно?
– Да его дня три уже нигде нет.
Дуня быстро прикинула в уме. Дня три… Значит, милиция все-таки ими заинтересовалась. Скорее всего. Три дня назад она как раз сообщила следователю, кто видел Нелли в последний раз.
– Спасибо, – крикнула она в трубку. – И знаете что? «Скорую» вы, конечно, вызовите. Неизвестно, что с ним, с Петром… А вот сами держитесь от него подальше!
Она дала отбой и набрала другой номер. Попросила к телефону мать Нелли. Трубку взял ее отец – он уже вышел из больницы. Мужчина отвечал ей слабым, безжизненным голосом и даже не спросил, кто звонит, по какому поводу. Было ясно, что там давно потеряли всякую надежду.
– Это Дуня, – сказала девушка, когда трубку взяла мать подруги. – Дайте мне, пожалуйста, телефон следователя, который ведет дело.
– Зачем тебе? – откликнулась та. Но надежда, которая прежде так мучила Дуню, в ее голосе тоже уже не звучала. Скорее – тень надежды, почти безличный интерес. – Что-то узнала?
– Мне нужно с ним поговорить. Пожалуйста! – убежденно повторила Дуня.
Она записала продиктованный номер поперек своей ладони – как записывала в школе формулы, которые не успела выучить к важной контрольной, а нужных шпаргалок не заготовила.
Девушка никогда не думала, что ночь может растянуться так надолго, – показалось, что прошла целая вечность, пока свет забелел в ее окне.
В квартире было тихо. Упоительная тишина. В ней не было ничего угрожающего и тревожного. Стоило переступить порог своей комнаты – и она услышит из-за другой двери с темными стеклами сонное дыхание своих родителей. Те, похоже, решили, что дочь окончательно к ним перебралась, и вчера вечером, когда Дуня вернулась домой, даже завели речь о том, что неплохо бы сдать квартиру, которую она оставила.
Но девушка ответила уклончивым отказом. Она просила повременить. Сейчас – да. Сейчас ей хочется пожить с ними. Она соскучилась. А потом, возможно, она опять захочет жить одна. Родители настолько привыкли потакать ее желаниям, что даже не стали продолжать разговор на эту тему. А девушка отвечала им, почти не прислушиваясь к своим словам. Ее мысли были заняты совсем другим…
…Оказавшись перед таксофоном, она сразу попыталась дозвониться следователю, который вел дело об исчезновении Нелли. Но с первой попытки это у нее не вышло. Номер был занят, а другого телефона у нее не было. Дуня прошлась перед остановкой троллейбуса, рассмотрела газеты в киоске, купила себе банку пива и с отвращением ее ополовинила. Пива ей вовсе не хотелось, но она испытывала жажду и вместе с тем потребность как-то встряхнуться. Болела голова, во рту стоял горький вкус. Дуня решила, что это могут быть последствия того, что она надышалась слезоточивым газом. А может, просто нервная реакция – у нее до сих пор дрожали руки…
В очередной раз подойдя к телефону-автомату, она украдкой выбросила в мусорную урну баллончик, который все еще лежал у нее в сумке. Туда же кинула и колпачок от него – тот закатился в самый угол, пришлось поискать. Она с дрожью вспомнила, как отчаянно пыталась нащупать свое единственное оружие в тот страшный миг, на краю крыши… Но теперь оно могло ей только навредить. Все! Пусть Петр попробует доказать, что она в него чем-то выстрелила. «А если и докажет, то пускай! – зло решила она. – Я имела право защищаться. Что мне оставалось делать, в конце концов? Ждать, пока эта мразь сбросит меня с крыши, как…»
Она сняла трубку и снова набрала номер. Наконец ей ответили, что интересующий ее следователь уже уехал, его можно застать завтра, начиная с десяти часов. А может, чуть позже. Дуня в отчаянии заявила, что дело спешное, у нее важные показания. Стали разбираться, с каким делом связаны ее показания. Когда узнали точно, ей показалось, что впечатление получилось не слишком сильное.
– Завтра с утра позвоните, – сказал ей молодой равнодушный голос. – Так срочно, что ли?
– Срочно… – в отчаянии ответила она. – Хотя… Я позвоню завтра.
Дуня повесила трубку. В самом деле, если ее предположения верны – ничего срочного уже нет. Ей снова вспомнился темный вонючий провал, откуда на нее, казалось, дохнула сама смерть. Мерзкая смерть там, во тьме, на асфальте… Среди гниющего мусора, годами падавшего из окон, с крыш. «Он едва меня не столкнул и столкнул бы, если бы я не пульнула в него газом!» Она впервые осознала, как близка была к своей гибели. Но даже теперь ей в это не верилось. Она посмотрела на свои руки – будто видела их впервые. Да, пальцы не слишком чистые, и она опять умудрилась оцарапать их где-то… На той лестнице или когда цеплялась за край крыши… И они все еще дрожат – мелко, но заметно. Но все-таки это были живые пальцы! Живые, теплые! И представить, что они могут быть мертвыми, застывшими, неподвижными, Дуня так и не смогла.
«А если бы он все-таки скинул меня, я бы уже была рядом с Нелкой… Потому что она там. Да, думаю, что она там. И спешить, конечно, некуда. Я давно уже опоздала. С этим можно подождать до завтра. Я точно подожду до завтра, потому что сейчас у меня нет сил этим заниматься…»
И она приняла решение – ехать домой. Дома сразу прошла в ванную, умылась, особенно тщательно вымыв руки. Царапина слегка саднила, но эта боль даже радовала ее. Это была такая живая боль! Девушка наскоро поужинала – одна, без родителей, те уже успели поесть без нее, вернувшись с работы. И легла спать в своей комнате – той комнате, которую занимала, будучи еще школьницей.
Это была крохотная комнатка, не больше восьми метров. Скворечник. Мама все оставила тут, как было
