вопреки всем законам тоже взобралась на амвон, – он отрешает базилевса Андроника Комнина от светской власти, вручая тиару и страну более достойному… вернее, более достойной.
Древние стены собора вздрогнули от оглушительных воплей. Жалобно затрепетало пламя в настенных светильниках. Виновница переполоха молитвенно сложила руки и устремила очи горе, став похожей на изваяние невинной христианской мученицы времен римского владычества. Зоэ Склирена смиренно внимала крикам в ее честь, но Гай очень хотел бы знать, о чем она думала в этот волнующий миг.
– Я истинная базилисса с перекрестка, – язвила она спустя четверть часа, неподвижно стоя посреди одного из малых пределов святой Софии. Срочно призванные на помощь монашки столичного храма суетливо обряжали Зоэ в надлежащее при церемонии одеяние. Расшитые золотом и каменьями парадные платья, извлеченные из бездонных запасов собора, оказались ей велики и мешковато свисали с тонких плеч. Вид у Склирены был удрученный. Она ничуть не раскаивалась в том, что творила, но поневоле устрашилась вида той лавины, которую сама же и вызвала. – Мосты сожжены, обратного пути нет. Не жалеешь, что ввязался?
– Поздно жалеть, – хмыкнув, Гай собственноручно застегнул на груди Зоэ тяжелую золотую брошь в виде грифона, соединявшую углы жесткого от вышивки широкого пурпурного плаща. – Против Фатума не попрешь. Иди коронуйся. Тебе плащ подержать или сама справишься?
– Уже десяток желающих передрался между собой, – и, надменно вскинув узкий подбородок, рыжая смутьянка отбыла совершать роковое деяние своей жизни.
«Мы лишь песок в Господних жерновах», – невольно подумалось шагавшему за девицей Гаю. На франка косились – изумленно, настороженно или презрительно – однако никто не пытался оспорить его право идти следом за самозваной императрицей.
Торжественная церемония длилась часа два. При дотошном соблюдении всех предписанных ритуалов она заняла бы целый день, от рассвета до заката.
Мессира Гисборна весьма поразила очередная местная традиция. Оказывается, легендарных и прославленных тиар византийских базилевсов было две. Вернее, одна, единая в двух лицах. Алмазная, находившаяся в руках низложенного Андроника – так сказать, повседневная. Ее родная сестра хранилась в ризнице святой Софии, под присмотром патриарха, являясь на свет при церемонии очередного возведения на трон. Гай наивно представлял себе нечто монументальное, осыпанное десятками сияющих камней, а золотая диадема оказалась маленькой, украшенной несколькими крупными сапфирами. Когда патриарх опустил венец на рыжие локоны Склирены, тот вдруг изрядно утратил величественности и сделался похожим на кокетливое украшение.
Новоиспеченная правительница вкупе с его святейшеством вышла на крыльцо, к бурлящей в ожидании новостей толпе. Как показалось англичанину, количество народа на площади перед храмом и примыкающих улицах возросло в десятки раз.
Сборище горожан больше не казалось инертной массой с тысячью неразличимых лиц. В его перемещениях и завихрениях появилась некая осмысленность. Люди сбивались в отряды, предводительствуемые невесть откуда взявшимся вожаками. Позже Гай узнал – в Империи даже мятежи и бунты имели давние, освященные временем обычаи. Жители одного квартала, члены одной торговой гильдии стремились держаться вместе. Во главе их становился кто-нибудь, пользовавшийся известностью и уважением среди сограждан, или признанный забияка. На свет извлекалось припасенное оружие – иногда взятое с боем во время предыдущего бунта – и мирная чернь обращалась подобием армии. Не всегда слушающейся приказов, своенравной и склонной к грабежам, но все же армией. Силой, с которой базилевсам волей-неволей приходилось считаться.
Склирене подвели коня. Она взобралась в седло, расправила плащ и решительно поскакала через площадь, сопровождаемая торжествующим ревом: «Карвона, Карво-она-а-а!..». Познаний мессира Гисборна в греческом наречии достало, чтобы перевести выкрикиваемое слово: «огненная» или «червонная».
У германцев есть император Фридрих Барбаросса «Рыжебородый», подумалось мессиру Гаю, а византийцы только что заполучили себе на радость или на горе рыжую Зоэ Склирену Карвону.
Славные традиции константинопольских мятежей изрядно облегчали участь претендентам на престол, определяя порядок действий. После церемонии в храме святой Софии толпа, как покорная нить за сверкающей острой иглой, потекла следом за Зоэ к Константинову Форуму и дворцу Юстиции. Позади двух этих величественных зданий таилась неприметная постройка с весьма крепкими воротами.
По дубовым, утыканными плоскими шляпками железных гвоздей створкам немедля застучал частый град булыжников. Почти сразу же над верхней кромкой врат вынырнул длинный шест с примотанной белой тряпкой. Разраставшемуся кругу добровольных помощников новой императрицы (в числе прочих и мессиру Гисборну) стоило изрядных трудов сдержать горожан, рвавшихся ломать и крушить. Ворота открылись изнутри, явив пару дюжин оробелых стражников в потрепанной синей форме и подталкиваемого ими приземистого человечка с обширной плешью и объемистым чревом. Исходя жалобными воплями, плешивец тащил на вытянутых руках тяжеленное серебряное блюдо с ворохом ключей.
Связки ключей немедля расхватали десятки рук. Крикун проворно скрылся, содравшие знаки отличия гвардейцы затерялись в толпе. Похоже, византийцы весьма своеобразно трактовали верность присягам и воинскому долгу.
– Извольте видеть, Влахерна, одно из престрашных городских узилищ, – госпожа Склирена с явственным удовольствием созерцала, как горожане рассыпались по тюремным дворам, отпирая или взламывая все двери подряд. Кто-то пронзительно заголосил, обнаружив в камере родственника. – Под завязку набитое невинными жертвами Андроника. Надо бы для наглядности вздернуть коменданта, но эта крыса опытная – вовремя улизнул… Да, кто-то из постояльцев наверняка оказался здесь вполне заслуженно, но сейчас это не имеет значения. Потом отправлю кого-нибудь разгромить Нуме?ру – там тоже будет вой и ад кромешный…
Заметив, что на обширном дворе тюрьмы начали появляться первые выпущенные на свободу узники – изможденные, еле держащиеся на ногах, бессмысленно таращащиеся вокруг ослепленными глазами – Зоэ подобралась и тихонько откашлялась. Гай искренне удивлялся, как девица умудряется столько говорить, причем громко, да еще так, чтобы заставить себя слушать.
Англичанин не ошибся в предположениях. Последовала новая речь императрицы, короткая и емкая, посвященная как произволу и насилию, чинимому династией Комниных вообще, так и противозаконным деяниям кесаря Андроника в частности. В завершение своей тирады Зоэ обличительно ткнула указательным пальцем на белые стены дворца Юстиции.
Толпа ликующе заулюлюкала. В воздухе вновь замелькали камни и палки, полетевшие в окна дворца. С неразличимым в общем гаме звоном посыпались разбитые стекла.
– Факел мне! – громко потребовала Зоэ. С разных сторон ей протянули по меньшей мере десяток. Схватив первый попавшийся и наскоро прицелившись, она швырнула в ближайшее окно. Факел не долетел, оставив на известняковой стене размазанный черный след. Склирена повторила попытку, на сей раз успешно. Кувыркнувшись, огненный комок исчез в черном оконном проеме. – Жгите! Пусть оно сгинет навсегда – вся скверна, вся клевета, все доносы!.. Гори огнем!..
– Истинный рассадник зла, хранилище податных списков, – вполголоса и только для Гая добавила Склирена, когда горожане с небывалым азартом принялись закидывать дворец факелами. Кто-то уже ломился в запертые бронзовые двери, соорудив из бревен незамысловатый таран. – Всякий раз при бунтах их палят и какое-то время благоденствуют. Потом начинается сущая мука с заведением новых. Ну, как там мои добрые подданные? Дворец жаль, изгадят ведь от подвала до чердака, твари неразумные… Утащат все, что не прибито гвоздями. Лишь бы стены уцелели… Потом изловим особо рьяных разрушителей и приговорим к работам на строительстве.
Честя сквозь зубы увлекшихся сторонников, Зоэ Карвона умудрялась сохранять на лице вдохновленное и торжествующее выражение человека, восстанавливающего попранную справедливость. Она была само благородство, порыв и убедительность – и ноттингамец все чаще ловил себя на том, что вновь поддается очарованию новой личины ромейки. Начинает искренне верить, что Зоэ именно такова, какой желает казаться.
Подожженный со всех сторон дворец Юстиции заполыхал, превратившись в каменную коробку, наполненную алым и желтым пламенем. Истошно орали бунтовщики. Склирена озабоченно косилась на небо – оно уже начинало сереть, день перевалил за половину. Ей очень хотелось знать, вернулся базилевс