предприимчивый и сообразительный.
– Все равно мне это не по душе, – стоял на своем англичанин.
– Не будь таким твердолобым упрямцем, Гай! – тонкие брови сдвинулись, Зоэ начинала сердиться. – Неужто франкские правители поступают иначе? Разве династию Старых королей, Меровингов, не истребили до последнего человека?
– Не следуй дурным примерам, – достойно, как ему показалось, ответствовал Гай. – Иначе ты будешь отличаться от Андроника только тем, что он носит штаны, а ты – юбку. И тебя назовут Зоэ Кровожадной, убийцей младенцев.
– Новой Иродиадой! – невесело хохотнула девица. – Хорошо, мессир рыцарь, будь по-твоему. Проявлю непредусмотрительность и милосердие. Если младшие Комнины уцелеют и отыщутся, детишек я не трону. Отдам на воспитание в монастырь побогаче, пусть живут.
– И женщин тоже, – поторопился закрепить достигнутый успех Гай. Склирена небрежно отмахнулась узкой кистью в перчатке: «Поживем – увидим».
Судьба младших Комнинов ее больше не интересовала. Зоэ приняла решение, и ее вниманием всецело завладела новая личность. Вернее, личности. По меньшей мере дюжина гвардейцев в ярко-алых плащах, доспехах, похожих на римские, и позолоченных шлемах. Сомкнутой тесной группкой они вышли из недр сдавшейся Халкидии.
Алые Плащи направлялись прямиком к Зоэ и ее спутнику, прокладывая себе дорогу с легкостью ножа, режущего брусок свежего масла. Замешкавшиеся и оказавшиеся на пути горожане отлетали в стороны, успевая только вскрикивать и отругиваться. Англичанин вопросительно скосился на рыжую: та выпрямилась в седле, смотря поверх людских голов с такой надменностью, словно по меньшей мере десяток поколений ее предков по праву занимали трон Империи.
Самому мессиру Гисборну приближающиеся ликторы казались весьма, весьма опасными. Дюжины человек вполне хватит, чтобы положить конец толком не начавшемуся царствованию Зоэ Карвоны. Разъяренная толпа разорвет солдат на клочки – но это будет уже потом.
Остановившись шагах в пяти от нервно топтавшегося на месте жеребца Склирены, гвардейцы с поразительной слаженностью рявкнули приветствие. Сэр Гай безошибочно определил старшего над былыми защитниками врат – внушительного сложения вояку с клочковатой пегой бородой, вызывающе торчащей из-под позолоченного шлема с конским хвостом на макушке. Сорванный множеством отданных команд голос стражника пронзительно скрипел несмазанным колесом, разительно контрастируя с устрашающим внешним обликом. Быструю речь византийца Гай не понял, уловив лишь несколько отдельных слов. Зато Склирена, дослушав, подрастеряла часть ледяной надменности и торжествующе хмыкнула.
– Говорит, Комнин покинул Халкидию не далее получаса тому, – вполголоса переводила она для англичанина. Алые Плащи образовали вокруг новой императрицы живое движущееся кольцо, оттеснив и горожан, и начавший было образовываться кортеж. – Проклял жителей Константинополя до десятого колена и сбежал. Наш новый друг, кентарх Делин, уверен, что знает, куда именно помчался старый лис. К дворцовым гаваням. Мы наступаем ему на пятки. Кирие Делин согласен оказать нам помощь – при условии, что ему будет сохранен прежний чин.
«Даже здешняя стража ничем не отличается от простецов, – без удивления, но с обреченностью подумал сэр Гай. – Стоило императорскому трону зашататься, и они без малейших угрызений совести переметнулись на сторону сильнейшего. Могу поспорить, уже подсчитывают будущие награды и владения», – и Гисборн с крайним неодобрением покосился на спину трусившего впереди гвардейца- кентарха.
Глава седьмая
Долгий вечер в Византии
Подобно многим обитателям Палатия, редко покидавшим его пределы, базилисса Анна Комнина понятия не имела, чем живет и дышит раскинувшийся за стенами дворца огромный Константинополь. Ее мысли целиком и полностью занимало одно: поиск выхода из запутанной ситуации, в которую она угодила. Впервые в жизни императрицы здравый смысл и нерассуждающие чувства сцепились в яростной схватке.
«Я должна, должна положить конец этому безумию! Что я натворила? Изменила постылому, но законному супругу с вором, с простецом! А теперь Данни пропал. Вдруг его схватили и казнили? Что, если он лгал мне? На самом деле я вовсе ему не нужна… Нет, Данни не такой! Он не обманщик. Он непременно придет за мной. Лучше побег, чем вечное прозябание. Зачем мне тиара и титул базилиссы, если я – всего лишь вещь, собственность Андроника? Но, убежав из Палатия, я лишусь всего… А если Данни скоро надоест постоянная обуза? Что с нами сделают, если поймают? Не могу, не хочу больше так – одна, без поддержки, без помощи…»
Гнетущие раздумья прервались самым неблагочинным образом. Сонную полуденную тишину нарушили громкие голоса и частый перестук копыт. Удивленная Анна выглянула в окно, узрев несвойственную чопорному Палатию картину. Подле императорских покоев топтался с десяток запаленных, взмыленных лошадей. На широком крыльце встревоженно переговаривались воины в доспехах и при оружии. В одном из них молодая базилисса с величайшим удивлением опознала собственного венценосного супруга.
«Андроник вернулся из Филопатры? Так скоро? Он намеревался пробыть там до начала Рождественских календ… Почему с ним солдаты?»
Врожденное, так и не истребленное до конца любопытство подзуживало Анну выбежать, расспросить, узнать – но женщина осталась на месте. Никто ей ничего не скажет. Отошлют обратно, велев заниматься своими делами.
Примчавшая на звон колокольчика служанка на расспросы госпожи ничего толком сказать не сумела. Анна отправила испуганную девицу за севастой, старшей придворной дамой, а затем – вниз, в помещения охранявших покои стражников. Уж те наверняка знают, не происходит ли в Палатии чего-то из ряда вон выходящего.
Почтенная севаста, Елена Даласси?на, на расспросы молодой госпожи только недоуменно вздернула брови. Севаста полагала, что базилисса неосмотрительно навлекает на себя беду, пытаясь встревать в дела, ее никак не касающиеся. Царственный вернулся в Палатий ранее им же самим назначенного срока? Его право, его решение. Госпоже не стоит удручать себя размышлениями на эту тему. Солдаты во дворах? Надо полагать, разоблачен какой-нибудь заговорщик и готовится его арестование…
– У нас тут заговорщиков больше, чем крыс в подвале, – не сдержавшись, бросила Анна. Кирия Елена нахмурилась, готовясь обрушить на госпожу очередной ливень вежливых нравоучений и учтивых рассуждений о поведении, достойном хозяйки Палатия.
Ей помешала запыхавшаяся прислужница. Сбиваясь и опасливо косясь на известную строгим нравом севасту, девица полушепотом изложила переданные ей слухи о неурядицах в Константинополе и сборище горожан подле стен святой Софии. Относительно причин внезапно разразившейся смуты дворцовые стражи добавить ничего не могли.
– Это нас не касается, – припечатала Далассина. – Возомнившую о себе чернь примерно накажут и быстро приведут к покорности. Госпоже не стоит тревожиться. Распорядиться позвать чтицу? Или музыкантшу?
На самом деле Анна куда охотнее приказала бы подать паланкин и отправилась к младшим Комниным – в их обществе она чувствовала себя в безопасности. Но, глянув на севасту, базилисса только вздохнула. Далассина недовольно подожмет губы и станет настойчиво убеждать ее не покидать покоев. Может, госпожа Елена недалека от истины. Возмущенные горожане пошумят и утихомирятся. Это всего лишь мирные обыватели. Им не по силам ворваться в Палатий.
Но, рассеянно внимая мерному голосу явившейся чтицы и библейскому сказанию, Анна невольно вспоминала прошлое, убеждая себя не поддаваться вязкому страху. Ей ничего не угрожает. Кошмар восьмилетней давности давно сгинул. Она все позабыла. Заставила себя забыть.
– Умом рехнулся? – столь жизнерадостным воплем приветствовала промчавшегося мимо франка дружеская компания, расположившаяся под стеной таверны «Дырявые сети».
Позабыв о своем фальшивом имени и не отзываясь, Дугал сломя голову слетел вниз, на причал. Оскальзываясь, устремился к хеландиону. Длинная рыбачья пристань – дощатый настил поверх пустых
