злодеятели на редкость точно подгадали миг коварного удара и выбрали смертоносное оружие, от которого нет защиты. Допреж многочисленные, но разрозненные враги Исаака Комнина никак не могли договориться между собой. Примерное наказание засевших на кипрских скалах лиходеев откладывалось и откладывалось, а подчиненные Комнина тем временем благополучно настигали и грабили очередное торговое судно.
– А почему ты не знаешь? – ядовито вопросил кипрский деспот. Посчитал по пальцам, кивнул: – Миновало больше двух недель с того дня, как пришла весточка из Сицилии. Господу хватило седмицы, чтобы сотворить мир. Ты, умник, не в силах ответить на простенький вопрос: кто из заклятых друзей ткнул мне отравленным ножом в спину. За что ты получаешь жалованье, хотел бы я знать?
«За то, что сижу здесь и изощряюсь перед соседями, оправдывая безобразия ваших сорвиголов, – мысленно отозвался мессир Берксадрус. – А вашим заклятым друзьям, господин Комнин, я уже и счет потерял. Ох, выкинут нас с милого островка. Или всех перевешают, на зубцах крепости. Согласно франкским традициям».
– Ладно, пес с ними, ненаглядными друзьями, – невысокий, энергичный Комнин, как заправский последователь философской школы перипатетиков, «мыслящих на ходу», описал несколько кругов вдоль стен залы, огибая предметы обстановки. – Выживем – сыщем гадину и примерно накажем… Дары подготовлены?
– Да, ваше величество, – тоскливо ответствовал новелиссим. Упоминание о разорительном выкупе звучало для него, как ножом по сердцу. – Вот общий перечень вещей и денежных средств, предназначенных для франков…
Созванный неделю назад синклит доверенных лиц кирие Исаака, скрежеща зубами и исходя желчью, рассудил, что сопротивление маленькой кипрской дружины армии крестоносцев обречено на поражение. Хокон, разумеется, возражал, но к мнению буйного дана на сей раз не прислушались. Было принято решение уговаривать Плантагенета и Филиппа-Августа Французского сменить гнев на милость, клянясь в своей невиновности и преданности делу освобождения Гроба Господня. «На кой он нам сдался, этот гроб повапленный?» – заметил тогда прозаичный Комнин.
Лучшим подкреплением клятвам дружно сочли обильное денежное вспомоществование вечно нуждающемуся Ричарду и его рыцарскому сброду. Почтенный ибн-Фархид с помощниками выпотрошили немалую императорскую сокровищницу. Мэтр Барцелло составлял послания к банковским домам Италии, настоятельно прося снабдить английского короля-крестоносца кругленькими суммами в золоте и серебре. Император Кипра, бормоча «Чтоб они подавились», подписывал заемные листы. После ухода крестоносцев – если Господь окажет милость и франки уберутся хотя бы через полгода – правитель острова будет обобран до нитки. А заодно унижен на все Средиземноморье необходимостью заискивать перед неотесанными франкскими королями и доказывать свою непричастность к мессинскому поджогу.
Мельком просмотрев свиток, Исаак обреченно закатил глаза:
– Всё, всё, что нажито непосильным трудом!.. Всё наше законное добро уходит этим проходимцам! Барцелло, нас спасет только чудо. Может, потолковать с епископом? Пусть его святейшество прикажет монахам непрерывно молиться от избавлении Кипра от франкского нашествия, а? Как думаешь, поможет?
Мессир Берксадрус составил в уме короткую витиеватую речь, смысл коей сводился к тому, что его величеству Комнину лучше воздержаться от упований на Всевышнего. Особенно принимая во внимание захваченное несколько недель назад судно Ордена Тампля, везшее паломников и храмовое золото в Дамиетту.
Новелиссим уже произнес первые слова, когда бронзовая дверь слегка приоткрылась. Внутрь сунулся крайне взволнованный Заккария, комендант лимассольской гавани. В нарушение всех правил приличия он настойчивыми помаваниями дрожащих рук призывал мэтра Барцелло покинуть зал и выйти в коридор. Должно было стрястись нечто воистину чрезвычайное, чтобы управляющий порта лично примчался в крепость, осмелившись нарушить мирное течение аудиенции.
– Э-э… – нерешительно закинулся мессир Берксадрус, взглядом указывая на дверь и мятущегося за ней Заккарию. Исаак молча кивнул.
Переговоры через порог велись придушенным шепотом и длились недолго. Единожды прозвучала довольно громкая реплика новеллисима «Болваны!». Комендант, судя по униженности телодвижений и шепоту, ставшему почти беззвучным, оправдывался. Из рук в руки перешел некий свиток, и слегка оживившийся духом Берксадрус вернулся обратно в зал.
– Ваше величество, хорошие новости! – оповестил он Исаака Комнина, высматривающего в безбрежных морских просторах нечто, ведомое только ему одному.
– Да неужто? – хмуро откликнулся деспот Кипра. – Флот Ричарда потерпел крушение прямо у стен Александрии? Полоумных крестоносцев захватили в плен верные подданные султана Саладина и распродают по номизме за голову?
– Гораздо лучше, – итальянец торжествующе потряс врученным свитком, – в гавани стоит сильно потрепанная недавним штормом шебека под названием «Жемчужина». Ее капитан просит разрешения подойти к берегу для закупки припасов и ремонта. На борту находятся около тридцати франков благородного рода и… – мессир Берксадрус выдержал надлежащую паузу, – и молодая госпожа по имени Беренгария.
– Кто такая, чем знаменита? – фыркнул Исаак. – Эта дама несказанно богата? Как ее занесло в наши отдаленные края? Паломница?
– Беренгарией, ваше величество, зовут супругу Ричарда Английского, – укоризненно напомнил мессир Барцелло. – Она и ее спутники сидят на медленно тонущем судне прямо в виду замка. Прибыли сегодня утром. Уже весь город об этом судачит.
– И только я узнаю обо всем последним, – сердито рыкнул Комнин. На миг византийский патрикий исчез, заместившись вожаком пиратского судна, расчетливым и предусмотрительным.
Новеллисим, вздрогнув, повинно развел руками:
– Задержки и проволочки неизбежны, ваше величество. Пока на судне побывали чины из таможенной управы, пока переписали всех присутствующих и осмотрели груз, пока доложили коменданту, пока Заккария соображал и собирался с духом… Но не извольте беспокоиться, никуда они из гавани не денутся. Их корабль после бури течет, как решето, и мачта на нем сломана. Подготовить барку и личный эскорт вашего величества?
Самозваный базилевс не отвечал, в задумчивости пощипывая недлинную седеющую бородку и пристально разглядывая висящий на стене большой узорчатый ковер в бирюзовых и коралловых тонах. Ковер был выткан в самом Багдаде и взят три года назад в качестве трофея. Барцелло терпеливо ждал, не сомневаясь в том, что услышит. Господь и вправду порой бывает милосерд к тем, кто не заслуживает его доброты. Промысел Его и осенний шторм даровали Кипру призрачный, но все-таки шанс на спасение. Грех и непредусмотрительность им не воспользоваться.
– Барку – да. Эскорт – тоже да, – резко повелел кирие Исаак. – Радуйся, у тебя появилась возможность прокатиться на расписной лоханке. Съезди за франкской королевой и доставь ее сюда. Вежливо, – Комнин наставительно поднял палец, – очень вежливо. Как у принято говорить у господ рыцарей, куртуазно. Не хочу, чтобы кирия Беренгария нажаловалась потом своему благоверному, сколько дурно ее приняли на Кипре. Понял, Барцелло? Если их шебека в самом деле тонет, пусть снимут оттуда экипаж и свиту госпожи. Тоже вежливо. Никаких поединков, никаких скандалов, никаких разбитых голов и вывихнутых рук. Предупреди Хокона, пусть подготовит франкам достойную встречу. Разместим их в Римской башне, там на всех места хватит. А сам отправляйся в гавань. Позаботься, чтобы все прошло тихо и благопристойно. Базилевс Кипра любезно приглашает в гости случайно оказавшуюся в его владениях прекрасную франкскую госпожу. Кстати, не знаешь, какова она с лица, эта Беренгария?
– Говорят, хорошенькая. Она родом из Наварры, что в Иберии, – насплетничал мэтр Берксадрус. Ему совершенно не нравилась грядущая поездка по еще волнуемому сильной послешторомовой зыбью заливу. Но с базилевсом не поспоришь, а морской переход займет от силы полчаса. Можно и потерпеть, заради спасения прекрасного острова, ставшего для мессира Барцелло второй родиной.
К полудню настроение на борту «Жемчужины» стало упадническим – во всех смыслах. Потрепанная волнами и разошедшаяся по швам шебека медленно, но неуклонно оседала все глубже, причем нос погружался быстрее, чем корма. Из трюма бочками и ведрами неустанно таскали воду.
