неё? Надеюсь, что не больше?
Последний вопрос Ястреб задал весьма суровым тоном.
Прежде чем ответить, Исиэль с полминуты глядел Ястребу в глаза – сосредоточенным и невесёлым взглядом.
– Я её любовником никогда не был и никогда об этом не думал, – отчеканил он. – По многим причинам, которые тебе знать не обязательно; хватит, если скажу, что все они весьма серьёзны – для меня, во всяком случае. А что касается мотивов Смоляра, то тут сложнее. Я вообще-то не собирался говорить об этом, однако лучше услышишь от меня, чем от его собак: она-то как раз его любовницей была. И в этом его мотив: как это так, у главного человека в мире сбегает любовница или, того хуже, кто-то её уводит. Поэтому ему надо любой ценой вернуть её – пусть даже не для продолжения отношений, хотя он к ней, как докладывают, прикипел прочно; но хотя бы для возвращения уверенности в себе: он же раньше никогда и ни в чём не проигрывал, и такой вот удар по самолюбию для Смоляра – дело новое. Так что сейчас он, можешь быть уверен, пустится – уже пустился – во все тяжкие, чтобы её изловить, вернуть, ну а уж там – зависимо от настроения: то ли сломить её окончательно, то ли – уничтожить, дабы впредь другим неповадно было, чтобы никто – из его людей прежде всего – не усомнился в его крутости и всемогуществе.
Ястреб, выслушав эту тираду, произнес каким-то не своим, севшим голосом:
– Об этом она мне не говорила…
– Что была его любовницей? Наверняка сказала бы. Если бы знала.
– Как это… Была – и не знала?
– Ты ведь был – даже не любовником её, а любимым человеком? Был – она сама мне об этом рассказала. А ты почему промолчал? Не посвятил в секрет: как это можно, пятнадцать лет не встречаясь с женщиной, одновременно – ну, не все эти годы, конечно, но хотя бы в последние недели – находиться с нею в близких отношениях, делить постель? Не понимаешь, верно? Вот и она точно так же. Смоляр её в этом уверяет, а она не верит.
– Может, он ей просто врал?
– Может, конечно; и она тебе, возможно, врёт. Но у тебя ведь не возникло такого подозрения?
– Сперва – да; но чем дальше, тем больше оно слабело. А вот недоумение – крепло.
– Послушай: вот как хочешь, но я верю в то, что она этого на самом деле не знает. Так же, как и ты. И тебе, кроме всего прочего, предстоит разобраться и в этом. А Эрида пусть остаётся при своём убеждении.
– Но у тебя-то откуда такая уверенность? В том, что это и на самом деле было? Что это не его деза?
Исиэль чуть улыбнулся. Сказал:
– Мы, конечно, в ваших клиентах не состоим. Но не из-за отсутствия интереса к мирской жизни: живём ведь среди мира, как человек – среди природы, и природными процессами он не может не интересоваться – не то проспит землетрясение, извержение, ураган, засуху или наводнение – и всё такое. Так и мы просто обязаны ориентироваться в процессах, происходящих в нашей среде обитания, сиречь в миру. Омниархия – система серьёзная и сложная, в ней, кроме специфически нашего, есть и аналоги всех мирских учреждений. При этом любознательность наша касается не только наших иерархов и братии, но распространяется на всех. Так что мы если не всегда, то почти всегда находимся в курсе. Но всего до конца ведь и вы не знаете.
– Хочешь сказать, что всё это – правда?
– Рад бы, но не могу сказать другого. Только добавлю: ни её вины, ни ее лжи в этом нет. Она свято верит в то, что говорит, а грань между верой и знанием размыта, друг мой Ястреб, порою так размыта бывает, что не определить, где кончается одно и начинается другое, или, точнее, где начинается их взаимопроникновение. А разобраться во всём этом мы, наверное, смогли бы со временем, будь эта проблема нашим больным местом. Но поскольку за дело взялись ваши, и прежде всего ты сам, и у тебя возник личный интерес – будем просто ждать результатов в надежде, что ты ими поделишься – хотя бы в благодарность за оказанную услугу. Тебе же на прощание повторю: не мешкай. Потому что он ищет вас обоих, но прежде всего – её, и чувствую, что его люди где-то уже совсем близко. Рядом. Может быть, потому, что всё остальное они уже просеяли сквозь сито, к нам подступиться сложнее всего, но вот теперь всё бросят на нас. Поскольку сейчас у нас открылись слабые места, каких обычно не бывает, и они – Смоляр – целиком в курсе этого. Так что будь осторожен с того мгновения, когда сойдёшь с нашего крыльца. А что до Эриды – обещаю тебе всё, что могу, применить; но достанет ли этого – ведает один Господь.
– Спасибо. Я на тебя надеюсь. Со всеми этими загадками – ты не представляешь, насколько она вдруг стала для меня дорогой. Теперь мне уже кажется, что все минувшие годы я не очень-то общался с женщинами – во всяком случае, всерьёз и надолго – только потому, что ждал её – подсознание так велело. Ты хоть спрячь её, как следует. Где она сейчас? Когда прощались – сказала, что ты собирался куда-то перевести её – в место, где никто не бывает.
– Да. Могу сказать, куда: в келью покойного. У нас она считается – ну, как бы нехорошим местом. Как- никак, человек наложил на себя руки – грех, грех. Так что без команды – то есть без благословения туда никто и не сунется. А её я благословил. Жить там и – чтобы не очень тоскливо было без тебя – произвести в этой келье обстоятельную ревизию с инвентаризацией. А вдруг действительно что-то найдётся? Эрида же – поверь мне – человек в работе обстоятельный и внимательный. Вот в личном ей не везло – может, повезло наконец?
И библиотекарь снова одарил Ястреба тем же взглядом, что в начале разговора: суровым, тяжёлым, даже угрожающим.
– Если останемся живы, – пообещал Ястреб, – то повезёт. Не ей одной. Нам обоим. Сейчас ты её хорошо пристроил. Надёжно и с пользой. И если Эрида что-то найдёт – сразу сообщи мне. Я буду ещё, пожалуй, часа два-три в нашей конторе.
– Два-три часа. А потом?
– Хоть бы кто-нибудь мне намекнул, – сказал Ястреб, – где я буду потом.
– Где бы ты ни был – поглядывай по сторонам, – таким было напутствие отца библиотекаря.
– А зачем же нам глаза? – поинтересовался Ястреб, садясь за руль, уверенно, как человек, не ведающий сомнений.
16
На самом деле сомнения были. Во всём – начиная с маршрута, который сейчас предстояло избрать.
Отъехав едва ли на тридцать метров от главных ворот Обители, Ястреб снизил скорость до пешеходной, а потом и вовсе остановился, чтобы определиться.
Здесь была развилка – слева от него дорога уходила к магистральному шоссе (этим путём он сюда и прибыл вчера), правое же ответвление вело туда, где поднимались стены нового монастырского корпуса, плавно передвигались вверх, вниз и в стороны длинные стрелы строительных кранов (словно многократно замедленные палочки в руках нескольких дирижёров, одновременно исполняющих каждый – другое произведение). На лесах и внизу двигались люди, и было их довольно много – на первый взгляд, не менее двадцати человек.
«Сейчас у нас открылись слабые места, каких обычно не бывает». Эти слова Исиэля крепко засели в памяти Ястреба.
Тогда они не стали уточнять; но и без того было ясно, что одним из таких уязвимых мест Обители, может быть, даже главным из них, была новостройка. Чужие, незнакомые люди. Постоянное движение транспорта. Множество грузов, среди которых можно провезти что угодно – начиная от микроэлектронной техники и кончая взрывчатыми веществами или (и) отравляющей, усыпляющей или зомбирующей химией. Безусловно, этого и опасался монастырский библиотекарь, а по совместительству – шеф безопасности Обители.
«Шеф» – всегда звучит внушительно. На деле же бывает по-разному. Хорошо носить такой титул, если в твоём подчинении – профессионалы. И не единицы, а десятки, а то и сотни, обеспеченные нужной техникой, обладающие солидным опытом. И плохо, даже очень – если весь твой гарнизон исчерпывается самим собой – ну, и ещё девушкой, которая мало что умеет. Очень, очень скверно.
Ястреб, по понятным причинам, с удовольствием увеличил бы команду Исиэля самое малое на одного
