по коридору было неудобно, он был похож на огромную трубу, сплюснутую по бокам. Ноги скользили по закругленному полу, а головы приходилось наклонять. Откуда исходило свечение, было непонятно, а огоньки плошек тоже почему-то стали зелеными. Пройдя десятка два шагов, Арет сообразил, что впереди могут быть еще отравленные ловушки, и, прижавшись к стене, пропустил Седдера вперед.
Коридор закончился решеткой, преграждающей путь. Человеческие кости белели под ногами — давным-давно тяжелая кованая бронза обрушилась на неосторожного, угодившего в ловушку. То ли с тех пор никто здесь не ходил, то ли оставили в назидание другим…
Седдер глянул мельком на спутников, осклабился, показав кривые зубы, и, встав на колени, принялся ворошить кости. Нащупал маленькое кольцо, дернул решетка беззвучно втянулась в щель, показав заостренные прутья.
Проходя под ней, Арет внимательно смотрел под ноги, чтобы не задеть спусковой штырь ненароком, и лишь на миг задрал голову, высматривая, не падают ли на него смертоносные острия. А базилей нагнулся и поднял истлевший кусок ткани, рассыпавшийся у него в руках.
— Узор двойного зигзага был на одеянии мертвеца, — негромко сказал он в спину Арету.
Старый воин, не оборачиваясь, вздохнул — смерть свою нашел здесь муж итакийский. Таким узором ткани свои украшают пряхи острова, и не на продажу, а лишь для родни. Кто пропал здесь, воин или мореход, теперь и не узнать, подумал Арет.
И вот они вышли из узкого коридора и оказались в зале, потолок которого был подобен куполу. Здесь тоже разливалось зеленое свечение из неведомого источника. В этом призрачном свете Одиссей и Арет разглядели в середине зала огромную глыбу, похожую на валун из темного камня. А вокруг в беспорядке были раскиданы валуны поменьше.
Долго смотрели они на этот валун высотою в два человеческих роста. Чем дольше вглядывались, тем меньше он напоминал им камень, а когда разглядели мохнатые ноги, прижатые к телу, то поняли, что это и не валун вовсе. Седдер уже подползал на коленях к чудищу, непрестанно прикладываясь головой к полу, а потом замер, распластавшись перед своим божеством.
От невероятного создания исходил странный запах, который Арету казался одновременно и звуком. Тихое тонкое жужжание или слабый звон раздавался не в ушах, а прямо в голове, и при этом словно шершавый голос шептал непонятные слова о великих тайнах и великой силе, надо лишь подойти ближе, чтобы разобрать смысл этих слов, которые медленно выговаривал невидимый шептун…
Вот и базилей что-то услышал, вяло подумал Арет, заметив, как Одиссей, не отрывая глаз от гигантского жука, сделал к нему шаг, а затем другой. Но тут застонал Седдер, и Арет замотал головой, стряхивая одурь. Он ухватил базилея за руку и сильно сдавил ему локоть. Взгляд Одиссея стал осмысленным, он кивнул благодарно Арету и подался назад, к проходу.
— Этого здесь оставим? — шепотом спросил Арет.
Губы поджал базилей, но раздумывал недолго. Подскочили они с Аретом к лежащему Седдеру и за ноги оттащили к дыре, ведущей в коридор. Задергался в судороге беглый раб, а потом притих, закрыв глаза.
— Помер, — решил Арет. — Ушел к своему жучиному богу.
Он дотронулся до головы Седдера и отпрянул в изумлении, когда тот вдруг вскочил, злобно прошипел что-то и, выскочив в коридор, исчез в глубине.
Поднимаясь вверх, в зал правителей, первым по скобам полез базилей, за ним Седдера погнал Арет, а сам замыкал восхождение. Вот в светлом круге исчез Одиссей, за ним брат нимфы прекрасной, тут и Арет с облегчением вздохнул, вылезая. Прищурил глаза, ничего не видя из-за яркого солнечного света, что слепил из бойниц сиянием своим, и. сказал недовольно:
— До чего же у этого бога вид мерзопакостный!
И очень удивился, услышав голос Родота:
— Зато, о достойный Арет, он не принимает обличье людей, чтоб соблазнять ваших жен.
Глава одиннадцатая
Анналы Таркоса
Чувства и мысли мои запутались окончательно. Выбор простой — принять мир в его переменчивом безумии или подохнуть. И с каждым новым словом наставника Линя все более укреплялся я в догадке, что второе наступит гораздо раньше, чем я успею понять смысл или бессмыслицу происходящих событий. Дело даже не в чинце и его невесть откуда взявшейся дочке — они-то как раз готовы были отдать свои жизни за меня или забрать множество других — по той же причине. Когда рушатся устои, хватит и одного маленького обломка, чтобы раздавить случайную жертву. Но кто я — жертва или неосторожный путник, заблудившийся в сумеречных лесах? После встречи с наставником и Чопарой я уже не знал, на какие вопросы у меня нет ответов.
Хорошо, что никто не заметил, как они били мне поклоны в темном коридоре близ трапезной. Господин Верт очень удивился бы, а его удивление непредсказуемо. Люди здесь, как недавно заметил один такой же, как я, лжегоплит, простые, суровые и быстрые на расправу.
Я увел Линя и Чопару к себе в комнату. Усадил их на кровать, хотя чинец все норовил бухнуться на пол, и попросил объяснить, что означают их странные действия.
В ответ наставник повел высокопарные речи о том, кто знает последнюю волю Великого Господина, о том, кто исполнен предназначением, о том, кто во имя этой самой воли и предназначения поведет их по истинному пути…
В последние дни от чехарды событий и обилия пива голова моя плохо соображала. Но тут я сразу понял, что это все обо мне. А когда он назвал имя Сепуха, события многомесячной давности снова заставили сердце биться сильнее. Вспомнились дни, проведенные в лагере под Гизой, страх, который я испытал, когда меня похитили люди Безумного, и тот непостижимый звук, подобный далекому пению или звону тысяч струн, что до сих пор иногда раздается во мне.
— Мне казалось, что все вы… э-э-э… умерли во имя своего господина! проговорил я, когда Линь замолчал. — Однако вы, достойный, живы и даже очень. На моих глазах из наставника Черной фаланги обратились в пособника Верта, а теперь, оказывается, вы еще и последователь Без… то есть вашего Господина. Ждут ли меня еще какие-либо чудесные превращения, достойный Линь?
— Никаких более превращений, посвященный Тар! — ответил наставник, низко кланяясь. — Что нам фаланга, что нам Верт!
— Одно твое слово, и мы вырежем всех без остатка! — вскричала его приемная дочь.
Меня чуть не скрутило от боли в животе. Эта вырежет!
Девица крепкая, решительная, в глазах черное пламя. Небольшая родинка над левой бровью не портила лица. Грива ее вьющихся густых черных волос мне напомнила кого-то, такого же горячего.
— Ответь мне, Чопара, нет ли у тебя брата? Не он ли рассказал тебе о моей… встрече с Сепухом и вашим Господином?
Густые брови девушки сдвинулись на переносице, она нахмурилась, размышляя над моими словами, а потом лицо ее посветлело и она с улыбкой сказала:
— Моя вина, что я сразу не узнала тебя, посвященный! Но здесь такие темные помещения, поэтому следует меня простить!
— Нет-нет, ты ни в чем не виновата, — поспешил я успокоить девушку. Только ответь, разве мы с тобой когда-либо встречались?
Глаза ее широко раскрылись, а улыбка стала еще ослепительнее.
— Неужели ты забыл меня, почтенный, или сердишься за то, что я расцарапала твою руку? В ту ночь, когда Великий Господин одарил тебя последним дыханием, я была рядом с тобой, а потом сопровождала посвященного Сепуха в Сарафанд, где он и обрел покой.
— Но тогда… Тогда ты была в мужском обличье! — еле сумел выговорить я. Клянусь, я бы ни за что не угадал в тебе девушки!
— Не понимаю твоих слов, — искренне огорчилась Чопара. — Ни мой родитель Сепух, ни второй отец,
