уважаемый Линь, не разрешили бы мне сменить одежду и притвориться мужчиной. Наверно, твое волнение при встрече с Господином ввело тебя в заблуждение.
В комнате было прохладно, но меня словно обдало жаром. Спина покрылась липким потом, а во рту пересохло. Теперь я точно вспомнил хриплый голос молодого Чопура, а ростом он был повыше меня, да и родинка над левой бровью… Нет, превращениям конца еще не видно!
Упав на скамью, я обхватил голову руками. Меня затрясло. С тех пор как исчезла моя семья, много странного довелось увидеть и услышать. Но исчезновение юноши и появление на его месте девушки ввергло меня в ужас. Раньше я мог утешаться тем, что меня преследует невезение, какая-то путаница с похожими людьми, но теперь все, что окружало бедного Таркоса, начало запутываться само в себе. Опустив руки, я задрал рукав и еще раз посмотрел на три белых рубца. Кто полоснул строгой рукавицей? Он или… она? Мир становится для меня тесен — одно неосторожное движение, и его не узнать!
— Если ты устал, мы не смеем более тебе докучать, — поднялся с места Линь.
Я слабо махнул рукой, и он поспешно уселся обратно.
— Зачем ты здесь? — спросил я. — Во время походов ты мог уйти или остаться в любом месте. Неужели Верт и его народ — последователи твоего Господина?
Щелочки глаз наставника почти сомкнулись.
— Многие из нас, идущие по пути, исчезли, сгинули за годы скитаний и гонений. Но уцелевшие найдут покой и благостное единообразие на новой земле. Есть немало владетельных лиц, недовольных мощью и управленцем Высокого Дома Троады. Порой честолюбие мелких правителей благоприятствует устремлениям посвященных. Случай привел меня в эти края много лет назад, зерна же, брошенные в скудную почву, взошли лишь недавно. И вот господин Верт алчет свободы и хочет быть единоличным правителем, брат госпожи в свою очередь тоже соблазнился властью. Не удивлюсь, если среди многих тысяч поселян найдется еще один или двое, которые задумаются над тем, не стоит ли им тоже попытать счастья, раз уж их правители…
— Все это очень тонко, — перебил я рассуждения Линя. — Но тебе-то что с их хлопот?
Он соединил ладони и учтиво склонил голову.
— Там, где хлопочут о власти, там раздоры и притеснения. Народы не обустроены, сильный довлеет над слабым. Тогда люди сами додумаются о жизни простой и приятной, без хитрого устройства каст и родов, чинов и званий, запретов и допущений. Возжелав простого, они придут со временем и к истинам Великого Господина. Грядет наше время, и среди безбрежного моря зла воссияет островок света. Если будет тебе угодно, я могу разъяснить истины…
— Не надо! — поспешно сказал я. — Потом когда-нибудь… Скажи, знает ли Верт, кто ты на самом деле?
Сам при этом подумал: «А кто же теперь я на самом деле?»
— Никто не знает, — ответил он. — Если прикажешь, то откроюсь, ибо твоими устами говорит сам Великий Господин.
Я не стал ему возражать насчет уст, только заметил, что лишние разговоры нам ни к чему. Потом отпустил их, попросив не выказывать рвения при посторонних. На каждое мое слово Чопара истово кивала, а наставник прижал руки к груди и спросил, не будет ли еще каких повелений.
И вот я лежал на кровати в одежде и смотрел в потолок. Мне казалось, что события последних месяцев напоминают злоключения мышонка, которого шаловливые дети поймали за хвост и опустили в короб с игрушками. Только мышонок освоится среди опасных и громоздких фигур, как его — раз! — за хвост и в другой короб, где вроде такие же игрушки, да не совсем такие. Одни исчезли, другие появились, кукла- мальчик превратилась в куклу-девочку. Мечется мышонок, уже не понимая, он ли это, или его тоже подменили во время игры? А в новом коробе у мышонка объявились сильные защитники, готовые отозваться на любой его писк.
Если госпожа Гретте на меня осерчает, подумал я, сам велю скормить ее медведям! Эта мысль неожиданно развеселила меня, и я заснул, кажется, улыбаясь.
Еще восемь дней пролетели как в тяжелом сне. Звездная машина только успевала мотаться туда и обратно, перемещая людей, оружие и припасы. Порой, когда выгрузка затягивалась, я выбирался наружу размять ноги или поваляться на траве, хоть и сухой, но все же более мягкой, чем холодный металл машинного помещения. На Диомеда страшно было смотреть: он похудел, под глазами появились темные мешки, руки тряслись, а голос сорвал в первые же дни. Уставал он больше всех. От помощников, сильных, но тупых ребят проку было мало, а присмотру требовалось много. Пользуясь каждым удобным случаем, я время от времени сам сбрасывал тяги и устанавливал рычаги, не дожидаясь команды. Диомед настолько выдыхался, что не замечал этого. Однажды, правда, схватился за второй рычаг левых камор, но тут же обнаружил, что он уже стоит в нужном положении и на стопоре. Механик потер лоб, задумался было, но тут сверху крикнули о готовности углов, и он метнулся к конусу, забыв обо всем.
Частые перемещения в одни и. те же места таят в себе известную опасность. Опытные механики знают, что после дюжины-другой ходок почти все углы и сочетания запоминаются. Возникает соблазн быстро установить их, не дожидаясь, подсказок сверху, и вот тут-то иногда ошибаются даже самые матерые, забыв о каком-нибудь паршивом рычажке!
Господин Верт прибыл во временный лагерь в первую же ходку. Я видел, что он работает вместе с людьми, укрепляющими внешние щиты, замечал также, как он помогал устанавливать на телеги метатели, снятые с дальнеходов, а однажды, когда я выбрался подышать терпким воздухом Ванхасса, обнаружил, что Верт гоняет по жухлой траве молодых ребят из поселян, которых велено было доставить сюда в первую очередь. Я не смог сдержать улыбки: воинов из этих юнцов делать придется долго — они держали пики и кривые сабли как грабли и косы, норовя выколоть друг другу глаз или подрезать сухожилие. Дай таким ручные метатели — потом только успевай головешки закапывать… Впрочем, и сам-то я до недавних пор в ратном деле был знаток неважный!
Лагерь поставили там, где располагался репер. Место удачное: с трех сторон холмы, а с четвертой изрезанная оврагами пустошь, которая, по рассказам тех, кто уже здесь не первый день, уходит далеко вниз, к заливу.
Пока я разглядывал лесистые вершины холмов, за которые цеплялись, словно обрывки серой ткани, клочья тумана, новобранцы, подбадриваемые руганью Верта, принялись карабкаться на гору из пустых ящиков и коробов, воинственно размахивая оружием. Началась потеха: двое упали сразу, о них споткнулись еще трое: парочка самых ловких взобрались почти до середины, но тут нога высокого киммерийца в желтом кафтане сорвалась и он полетел на головы тех, кто лез следом, умудрившись при этом задеть кого-то саблей. Вопли и стоны, однако, тут же смолкли, как только господин Верт пообещал отдать их под начало своей супруги. При этих словах увальни вскочили, словно им в задницу дятел клюнул, и полезли на гору не хуже бывалых гоплитов.
На мой смех господин Верт недовольно обернулся, потом изволил улыбнуться и подозвал меня.
— Что, Тар, вспоминаешь, как обучали под Гизой? — спросил он. — Нам бы сейчас десяток новобранцев оттуда! Видишь, с какими землеедами пойдем на дело?
Тут он нахмурился и мрачно добавил:
— А все же придется из них делать гоплитов! Ратники, что остались здесь, теперь либо изменники, либо покойники.
— Дозволено ли мне будет спросить, почему господин не использует соратников или бойцов? Два-три бойца мигом навели бы порядок!
Взгляд господина Верта сделался рассеянным. Поглядывая на новобранцев, прыгающих с ящика на ящик, он проговорил:
— Почему нет соратников, спрашиваешь… А откуда им быть?! Тех, что водились в моих киммерийскйх владениях, мы помалу извели. Глаза и руки Троады нам ни к чему. Говорят, менторы могут вроде бы управлять ими на любом расстоянии. Ну а здесь своих мы еще не вырастили. Считай, что повезло, а то сейчас изменники разорвали бы нас в кровавые ошметки! Вот наведем порядок будут и соратники, будут и бойцы!
Я представил себе, как эти нескладные парни лезут под огонь метателей и под стрелы опытных вояк, переметнувшихся к Плау, и мне стало не по себе. То ли дело, когда ты окружен надежной хитиновой броней, ноги твои быстры, клешни разят врага, а страх тебе неведом! Да-a, на Кхаанабоне тогда поработали славно.