опуская ее все ниже и ниже. Я заметил, что глаза у него закрыты — он дремал.
Слева от меня сидел наставник Линь. Он почти ничего не пил, лишь пару раз ковырнул ложкой густое варево, а потом отодвинул миску.
За вечер я несколько раз ловил его короткие взгляды в мою сторону, он словно хотел о чем-то спросить и ждал удобного случая. Наверно, случай представился, когда Болк ухватил за бока пригожую селянку, которая вносила блюдо с печеными овощами, с молодецким гоготом поднял ее и, взвалив на плечи, утащил наверх по скрипучей лестнице. За ними тянулась полоса из овощей сдобная киммерийка радостно повизгивала, но блюдо из рук не выпускала.
Чинец посмотрел им вслед, а потом сказал мне:
— Давно я забыл радость простых забав…
— Ну так вспомни! Тут, я заметил, женщин добрых столько, что хоть ковром стели!
— Чопара тобой восхищается, — невпопад заметил Линь. — Ты спас звездную машину, людей, груз. Это достойно героя. Ты не должен судить ее строго, она молода, и ее восхищение уместно.
В кружке еще оставалось пиво, и я допил его.
— Ты тоже восхищаешься? — спросил я, уводя разговор от Чопары.
Он долго смотрел на меня сквозь прищур набрякших век.
— Нет, я просто поражен! Такое неожиданное превращение вчерашнего гоплита в опытного механика бывает лишь в героических былинах.
— Так я вроде герой… — Улыбка мне далась с трудом. — Да и не все вам одним удивлять превращениями.
— Если бы Сепух был тогда настойчивее, — задумчиво протянул чинец, может, сейчас не было бы нужды связываться с этими кровожадными безумцами.
При этих словах господин Верт вдруг вскинулся, выпучил глаза и, уставив на меня указательный палец, проревел:
— Тар, молодчага, хвалю! Сегодня гуляй, а завтра я тебя возвеличу!
И снова уронил голову на груду объедков.
Наставник Линь даже не посмотрел в его сторону. Он медленно оглаживал свою жидкую бороденку и худосочные усы. Обратил свой взор к потолку, я глянул следом, но ничего, кроме разводов копоти, там не увидел.
— Меня удивляет другое, — сказал наставник. — Может, ты и скрывал истинные свои способности, но теперь это не имеет никакого значения. Тому, кто общался с Великим, кто сберег в себе хоть каплю мудрости его, под силу духом своим перемещаться куда угодно — так учил Прокрит, увы, нас покинувший. Я уверен, что после обращения к истинам Великого Господина в тебе откроются удивительные способности, и не будет нужды в ржавом железе, чтобы отворять ворота в иные миры.
— А ты-то чего не отворяешь? — рассердился я.
Попытки Линя обратить меня с каждым днем учащались. Он даже обмолвился, что стоить мне моргнуть, как он понесет свет истины местным поселянам, и вскоре, будь на то моя воля, я стану истинным господином Ванхасса. В какой-то миг передо мной возникла даже картина моего правления — я восседаю в замке на месте господина Верта и велю отдать госпожу Гретте слугам на добрую потеху. Но тогда же и устыдился — недолго я общался с безумцами, но уже стал почти таким же, как они. А что будет, если откроюсь соблазнам Безумного, и они начнут разъедать мой разум?
В ответ на мой вопрос Линь принялся объяснять, что просвещенных много, а посвященных единицы, а если быть точным — лишь я один и принял дыхание Господина. Потому мне должны быть доступны такие страшные тайны мироздания, по сравнению с которыми звездные машины — тьфу, три зевка да три плевка! И он принялся рассказывать мне — мне! — о значении пирамид и устройстве звездных машин.
Я опустил голову, чтобы он не мог видеть моих глаз, и, слушая его лепет, вспоминал те далекие блаженные годы, когда мне, подростку, в день приобщения к роду отец показал свиток с дозволенными изображениями и поведал о том, каким образом умелые механики служат во благо и на славу вековечному союзу людей и менторов. Тогда же я впервые услышал от него о чудесных свойствах пирамид. Мало что понял, и только потом из наставлений лучших механиков я узнал о глубинной связи между формой и содержанием, о том, как известным способом сформированные тела влияют на свойства пространства, заключенного в их объеме. Помнится, как седовласый Нарек показывал нам, подросткам из семи микенских родов, кусок стекла и предлагал извлечь из него огонь. После нашего глупого смеха он показал другое стекло и подпалил солнечным лучом тонкую дощечку. Это нечестно, закричали мы, это ведь увеличительное стекло! А какая разница, хитро спросил Нарек, и мы дружно ответили — разница в форме. Подобно тому, добавил он, как увеличительное стекло преломляет и собирает лучи света, так и пирамиды преломляют и собирают нечто, не имеющее названия в человеческом языке, а как известно, менторы словами не изъясняются.
Потом он долго объяснял суть того, как меняется природа вещей, заключенных в пространство пирамид, а затем поднял палец и торжественно сообщил, что искусные механики умеют изменять свойства и природу самого пространства. Путеводная сила, как свет в увеличительном стекле, собирается в пучок, и если поместить в место ее средоточия еще одну пирамиду, поменьше, но грани которой соразмерны большой, то получится… Звездная машина, радостно вскричали мы. Помню, какой-то рыжий парень спросил тогда, а что будет, если построить очень большую пирамиду и вложить в нее множество соразмерных, одну в другую. Нарек взял увеличительное стекло, прожег в дощечке дыру и посмотрел на нас хитрым глазом сквозь дымящееся отверстие. Задолго до Первого Ментора, сказал он, люди возомнили о себе и построили пирамиду, пронзающую небеса. Многие из низших каст и поныне верят в предания о мщении завистливых богов, но просвещенные роды знают о том, как чрезмерная мощь путеводной силы, можно сказать, выжгла пространство и унесла с собой в никуда тысячи тысяч жизней.
Много дней спустя все тот же рыжий парень спросил у Нарека, а нет ли опасности, что какая-либо огромная гора, похожая на пирамиду, схлопнется, выжжет пространство и увлечет за собой всех нас?
Похвалил его наставник за толковые мысли и поспешил успокоить — нет такой горы, чтобы грани были точно составлены, да еще из одного материала. Правда, заметил он чуть погодя, бывают случаи, когда сила путеводная возрастает немного в горных краях. Места такие известны своими суевериями, рассказами о чудесах и вещах необычных — это неудивительно, потому что природа мироздания хоть в малой степени и на короткий срок, а все же там меняется. Ага, сказал рыжий, значит, сказки о богах придумали горцы! На это наставник Нарек попросил его меньше говорить о богах, чтобы не обижать верующих, а больше думать об испытаниях, потому что если хоть один из нас собьется, перечисляя детали устройства машины, это он запустит в комнату рой непослушных ос.
Когда я поднял голову, то обнаружил, что Линь исчез. Наверно, заметил, что я его не слушаю, и обиделся. Надо будет завтра принести извинения.
Извиниться так и не удалось. Больше я его не видел и теперь уже никогда не увижу.
Утром меня растолкал возмутительно бодрый и свежий Болк, заставил выпить чашку горячего супа, который желудок чуть было не вернул обратно, и потащил к повозке. Господин Верт обнаружил, что в барабаны с огненным припасом какой-то негодяй всыпал железные опилки, и теперь вместо красного порошка, воспламеняющего спиртовую смесь, там образовалась бурая спекшаяся масса, исходящая вонючим дымом.
Теперь надо было срочно доставить сюда все оставшиеся припасы, а заодно и новых переселенцев.
Неприятности дали о себе знать с первых мгновений нашего появления в замке. Не успели открыть створки, как с мелодичным звоном лопнули сразу две тяги. Хорошо, что я и помощники в это время сидели на полу. Стоящему отсекло бы голову тросом, который вжикнул из угла в угол и свернулся змеей на рычагах. Второй трос хлестнул по полкам балансиров. Помощники мои так и не поняли, что могли остаться без голов, да, впрочем, и разницы-то для них…
После того, как на моих глазах закололи Диомеда, испугать меня было трудно. Но когда я обнаружил, что тяги подрезаны, гнев обуял меня. Мой крик еще ходил эхом от стены к стене, когда прибежал Болк и вздохнул с облегчением, увидев меня живым. Мы загрузили огневой припас и выгнали всех из машины, велев ничего не трогать до нашего возвращения.
Уже по дороге из пещеры в замок я почуял неладное. Словно кто-то пытался заговорить со мной
