нужно только придумать, как сказать Мику, что я хочу его сестру.
Мэг хмыкнула и крепко обняла Стива. Она знала, что у Мика есть много собственных секретов, самый свежий из которых – его близость с Мэдди Джонс.
– Давай подождем, пока он сам догадается.
Глава 17
Мэдди лежала в кровати, свернувшись клубочком, сил подняться не было. Она чувствовала себя выжатой и опустошенной, а глубоко в животе камнем давил комок спекшихся сожалений. Мэдди горько раскаивалась, что не призналась Мику с самого начала. Если бы она представилась в ту первую ночь, когда вошла в «Мортс», то он никогда бы не оказался у ее двери с мышеловкой в руках, никогда бы не коснулся и не поцеловал ее, никогда бы не разбил ее сердце.
Снежинка забралась на кровать и прошла по одеялу к лицу Мэдди.
– Что это ты делаешь? – голос осип из-за пролитых за ночь слез. – Ты же знаешь, я не люблю кошачью шерсть. Это совершенно против правил.
Снежинка нырнула под одеяло, улеглась, а затем высунула голову наружу как раз под подбородком Мэдди, щекоча шею хозяйки мягкой шерсткой.
– Мяу.
– Ты права. К чертям эти правила! – Мэдди погладила утешительницу, глаза опять наполнились слезами.
Она так много плакала прошлой ночью, что удивительно, как наутро в ее теле осталась еще жидкость. Каким образом ей удалось не иссохнуть и не превратиться в сморщенный изюм? Мэдди перекатилась на спину и уставилась на тени, плясавшие на потолке. Как счастливо она жила бы, если бы не влюбилась. Каким облегчением было бы не чувствовать, как сердце сжимается под натиском гормона дофамина или разрывается, переполненное отчаянием из-за потери возлюбленного. Лорд Теннисон явно ошибался. Не правда, что лучше любить и потерять, чем вовсе никогда не любить. Мэдди предпочла бы жизнь без любви, а не любовь к Мику, с которым им не суждено быть вместе.
«Мне не больно, мне противно», – выпалил он.
Девушка могла принять злость, даже ненависть, горевшие в его глазах. Но отвращение? Его брезгливость ранила прямо в сердце. Она стала противна мужчине, которого любила, который овладел не только ее телом, но и душой. Его отношение вызывало желание свернуться клубочком и укрыться с головой, пока боль не пройдет.
Около полудня заныла спина, поэтому Мэдди взяла котенка, одеяло с кровати и плюхнулась вместе со Снежинкой на диван, чтобы смотреть бессмысленные телешоу весь день напролет. Она даже проглотила «Кейт и Лео», фильм, который всегда ненавидела, не веря, что мало-мальски разумная женщина прыгнет с моста ради мужчины. Но в этот раз негативное отношение не удержало ее от слез. После «Кейт и Лео» Мэдди переключилась на просмотр повторов «Поместья Сурикатов» и «Проекта Подиум» . В промежутках между рыданиями из-за Лео, маленьких сурикатов или от отвращения к рокерским штанам Джеффри, Мэдди думала о Мике. О его жестоких словах, выражении лица, когда он их произносил, и об известии о том, что Лок собирался оставить Роуз ради Элис. Мама оказалась права насчет чувств Лока. Кто бы мог подумать? Точно не Мэдди. Даже если такая мысль и приходила ей в голову, то, учитывая историю отношений Элис с мужчинами, особенно женатыми, и историю Лока с женщинами, Мэдди сразу же отметала подобную возможность.
Значит, Роуз руководил классический мотив: потеря контроля над ситуацией и над собственной личностью. Типичный вариант «так не доставайся же ты никому», хорошо известный и проанализированный с давних времен.
Разгадка оказалась элементарной и все это время находилась прямо перед носом. Правда сильно облегчала написание книги, но лично для Мэдди ничего не меняла. Ее мама все равно сделала неверный выбор и умерла из-за этого. Три человека погибли, и три ребенка остались сиротами. Мотив, в конце концов, не так уж много значил.
Около полуночи Мэдди уснула и проснулась на следующее утро, чувствуя себя так же плохо, как и накануне. Она никогда не была нытиком или плаксой. В основном потому, что в раннем возрасте усвоила: ныть, плакать и жалеть себя бесполезно. Несмотря на самочувствие как у раздавленного на дороге лисенка, она приняла душ и направилась в свой офис. Бессмысленно лежать на диване и страдать – терзаниями сыт не будешь. Настала пора приниматься за книгу, никто, кроме Мэдди, не сумеет поведать миру эту историю. Материалы собраны, временная линия приколота к стене и ждет своего часа. Девушка села и начала писать:
«В три часа дня девятого июля Элис Джонс надела белую блузку, черную юбку и брызнула духи «Чарли» на запястья. Это был ее первый день на новой работе в «Хеннессис», и ей очень хотелось произвести хорошее впечатление. Бар «Хеннессис» построили в 1925 году во времена Сухого закона , пивнушка процветала за счет продажи алкоголя из-под полы…»
Около полудня Мэдди оторвалась от рукописи, чтобы приготовить ланч, покормить питомицу и выпить диетическую колу. Продолжила сочинять до полуночи, а затем рухнула в кровать и проснулась на следующее утро со Снежинкой, свернувшейся под одеялом, под боком у хозяйки.
– Это плохая привычка, – наставляла Мэдди котенка.
Хитрое создание замурлыкало, нежным журчанием умиротворяя хозяйку, и Мэдди не смогла заставить себя спихнуть плутовку с кровати.
В течение следующих нескольких недель у Снежинки появились и другие вредные привычки. Она настаивала на том, чтобы лежать у Мэдди на коленях во время работы или прогуливалась по столу и гоняла скрепки, ручки и блоки со стикерами.
Мэдди писала по десять часов в день, время от времени выходила на террасу, чтобы погреться на солнышке, а затем снова склонялась над компьютером, пока не падала в постель, выжатая, как лимон. В моменты отдыха, когда она не сосредотачивалась на книге, свободно дрейфующие мысли всегда возвращались к Мику. Она размышляла о том, чем он занят и с кем встречается. Мик заявил, что не собирается думать о ней, и, наверное, держит слово. Если человеку удавалось избегать мыслей о прошлом, то забыть о ее ничтожной персоне будет проще некуда.
В тех редких случаях, когда разум Мэдди не был поглощен работой, она вспоминала их разговоры, поездку на озеро Редфиш и ночи, которые Мик провел в ее кровати. Хорошо бы разлюбить его или даже возненавидеть. Так было бы намного легче. Девушка специально вызывала в памяти все гадкие отвратительные слова, которые он выплевывал той ночью после ее признания, но не могла вызвать неприязни к Мику. Она любила его и была абсолютно уверена, что эта напасть поселилась в душе навсегда.
В годовщину смерти матери Мэдди размышляла о том, один ли Мик в этот день, вспоминает ли ночь, изменившую их жизни, грустит ли в одиночестве, так же, как она... Когда стрелка часов перевалила за полночь, сердце потяжелело и упало, и девушка осознала, что все это время в ней теплилась крошечная надежда на то, что Мик появится на ее пороге. Он не пришел, и Мэдди была вынуждена снова принять тот факт, что ее любовь к этому мужчине безответна.
В последний день августа девушка надела шорты цвета хаки, черный хлопковый топ и отвезла Снежинку на прием к ветеринару. Оставить котенка в больших руках доктора Тэннесси оказалось тяжелее, чем ожидалось. Мэдди подавила легкий укол паники, когда выходила из смотровой без белого своевольного комочка шерсти с разными глазами и неправильным прикусом. Удивительно, но пришлось признать, что каким-то непостижимым образом она превратилась в кошатницу.
Когда Мэдди вернулась на озеро, дом показался ей невыносимо пустым и тихим. Она заставила себя поработать несколько часов, а затем перебралась на террасу, чтобы подышать свежим воздухом и погреться на солнышке. Девушка опустилась в кресло-качалку и подставила лицо теплым лучам. На соседней террасе у Аллегрецца толпились гости –смеялись, болтали и жарили барбекю.
– Мэдди, приходи посмотреть на близняшек, – позвала ее Лайза.
