Мардук вздрогнул. Люди в каморке недовольно задвигались.
— Исины не нападают на простолюдинов, Симеркет, — произнес Мардук ледяным тоном, — особенно в богоугодных домах.
— Может быть, это был разный сброд, к тому же во хмелю?
— Исключено!
Симеркет прикинул — у Мардука нет повода ему лгать, и кивнул:
— Я тебе верю. Но если твои исины этого не делали, то ты должен знать: кто-то старается заставить всех думать, что это ваших рук дело. Более того: кому-то надо, чтобы все поверили, будто это вы напали на плантацию!
Прежде чем Мардук успел что-то ответить, высокий исин из Мари выступил вперед, приблизив физиономию к лицу Симеркета.
— Я сказал тебе еще в Мари, что мы не нападали на эту проклятую ферму! Что творится с египтянами? Был и еще один, который пытался обвинить нас в том же!
Возможно, из-за шума льющейся воды, но Симеркет не расслышал сказанного, ибо прошла минута, прежде чем он понял, что услышал.
— Какой это… еще один?
Мардук повернулся и кивнул солдату, топтавшемуся в дверях. Тот быстро пошел по наружному ходу, и эхо его сапог постепенно затихло.
— А сейчас, — сказал Мардук, когда снова послышались шаги, — ты увидишь, как я пекусь о тебе, Симеркет! Когда ты рассказал мне о том, как исины напали на плантацию, я отправил своих людей в Мари. Мы смогли обнаружить несколько деталей, одна из которых должна особенно заинтересовать тебя…
Мардука прервал шум у двери. Солдат вернулся, и исинские воины стали неуклюже отодвигаться, уступая ему дорогу. Симеркет заметил, что за солдатом следовал кто-то еще. Он медленно поднялся и уставился на вошедшего.
Он уже не мальчик, машинально подумал Симеркет. И утратил юношескую угловатость. Плечи стали шире…
— Рэми? — спросил он так тихо, что сам едва расслышал свой голос.
Юноша пристально посмотрел на него — без всякого выражения. Ну конечно, это же он, Симеркет был ответственен за высылку мальчишки из Египта, после того как узнал об участии его отца с матерью в разграблении могил у Великого Места! И хотя он тем самым спас парня от казни, у того есть все основания винить его в том, что он нарушил его привычную жизнь. А какого еще Симеркет ждал приема?
Да, Рэми возмужал. Но остался ребенком. Лицо его неожиданно сморщилось, и он бросился Симеркету в объятия.
— Я знал, знал, что ты придешь! — воскликнул он по-египетски. — Найя говорила мне, говорила!
При звуке ее имени сердце в груди Симеркета начало бешено колотиться. Один Рэми знал правду о том, что случилось в ту ночь! Но он был слишком взволнован, чтобы отвечать на вопросы, и, возможно, впервые в жизни Симеркет не хотел знать ответы…
— Конечно же, я пришел! Ведь это я навлек на тебя все напасти! — Он высвободился из судорожных объятий и посмотрел на Рэми с расстояния вытянутой руки. Парень был истощен, бледен, с темными кругами под глазами. Симеркет заметил, что он пошатывался; было ясно — он нездоров. — Рэми, я знаю египетского врача здесь, в Вавилоне, — сказал Симеркет. — Я приведу его сюда и…
Прежде чем он успел закончить, Рэми побледнел еще больше и приложил руку к голове.
— Ох… когда я долго стою…
Глаза его закатились, и, не произнеся больше ни слова, он повалился наземь.
— Я должен вскрыть череп, — объявил Рэми Кем-весет.
По просьбе Симеркета Мардук послал за врачом. Прибывший Кем-весет не выказал никакого удивления, обнаружив Симеркета в окружении исинских повстанцев. Он давно понял, что Симеркет — из поклонников Сета, а с его именем связаны опасности, хаос и разного рода волнения. Тем временем Рэми пришел в себя и стал сопротивляться попыткам Кем-весета осмотреть его. Он здоров! Все, что ему нужно, это поспать, настаивал он и отпихивал от себя руки лекаря. Но тот продолжал легонько давить на его череп — и Рэми, неожиданно резко вскрикнув, обмяк.
Кем-весет вынул из своей медицинской сумки бритву и аккуратно подбрил волосы над левым ухом юноши. Даже Симеркет увидел, что хотя кожа там и зажила, череп в этой области был не круглым, а с вмятиной. Нужна операция, сообщил Кем-весет.
— Нет! — тут же запротестовал Рэми, придя в себя. Врач принялся убеждать пациента:
— Иначе ты не поправишься. Приступы будут повторяться все чаще, пока наконец ты от них не умрешь.
— Я умру от операции!
— Вполне возможно, — согласился Кем-весет. — Ноу тебя есть один шанс из трех. Но если я ничего не сделаю, ты точно умрешь.
— Мне будет больно!
— У меня есть лекарства, чтобы успокоить боль. Ты ее почти не почувствуешь!
И Рэми сдался. Тогда Кем-весет побрил ему голову и приложил к оперируемому участку мазь для онемения.
— Вина! — попросил он после этих приготовлений.
— Разумно ли это? — спросил обеспокоенный Симеркет. — Твои руки будут дрожать!
— Это для Рэми, идиот! — коротко буркнул Кем-весет. — Я примешаю в него маковую пасту.
Принесли вино, и Кем-весет опустил в него ложку густой, тягучей коричневой массы, которую он размешивал до тех пор, пока она полностью не растворилась. Следуя древней традиции, Кем-весет так же, как и для Симеркета, написал молитву на куске папируса и опустил его в жидкость. Буквы растворились, чернила исчезли, и Кем-весет поднес чашу к губам Рэми.
— Выпей все! — приказал он.
Подозвав в угол комнаты Симеркета, он тихо сказал ему:
— Если ты хочешь о чем-нибудь спросить его, лучше спроси сейчас.
Симеркет покачал головой.
— Если это должны быть его последние минуты, я не хочу мучить его вопросами. Есть более важные проблемы!
Но о себе же подумал: трус!
Кем-весет грубовато похлопал его по плечу и, подойдя к ящичку с инструментами, попросил одного из исинов принести открытый огонь, чтобы обжечь их. Еще он попросил у Симеркета кусок серебра, хотя не сказал зачем. Симеркет и не спрашивал. Мардук тоже принял участие в приготовлениях: предложил свой матрац и помог Симеркету отнести Рэми в маленькую каморку, где эскулап займется больным. Все светильники подземелья были собраны здесь, так что в крошечном закутке было светло как днем.
Рэми лежал спокойно, пока лекарство не начало действовать, но вскоре стало очевидно, что оно оказывало на него противоположный эффект.
— Симеркет, — пробормотал он, морщась и трепеща, — Симеркет, пришел мой день боли, да?
— Конечно же, нет! — автоматически ответил тот.
— Я слышал, что сказал старик! Тебе лучше спросить о Найе теперь, пока я еще живой…
— В этот нет необходимости. Это может подождать, — быстро ответил Симеркет, слишком быстро. — Возможно, завтра, когда ты будешь чувствовать себя лучше. — «Когда я смогу выдержать ответ!» — подумал он.
Но юноша ничего не слушал. Из уст его полился поток признаний и раскаяния.
— Я знаю, что сегодня умру, — произнес он дрожащим голосом. — Слава богам, я дожил до того, чтобы попросить у тебя прощения… потому что знаю — ты ее очень любил!
Симеркет замер. Страх начал сковывать холодом его душу. Он не хотел, чтобы Рэми умер в такой муке, и постарался, чтобы в его голосе не прозвучало тоски. И спросил:
— В чем дело, Рэми? Что ты должен сказать мне?
Глаза Рэми расширились.
