беленьких или черненьких?..
— Беленьки чка, нету... Чернень-ки... Рррука-нога волосат. .. снежны человека-а-а-а! — икал Хачик в голос.
Он оказался малолитражкой: давился теплой водкой, ронял стаканы и хинкали, бегал в туалет, задевая столы и вызывая иронически-недобрые взгляды завсегдатаев. Наконец, стал громко блевать в уборной.
Коке было стыдно, но делать нечего: он помог окосевшему лейтенанту снять загаженную рубашку и усадил его, полуголого, возле хинкальной, а сам принялся ловить такси. Но шоферы, наметанно замечая на обочине пьяного, ехали мимо. Наконец, остановился какой-то сердобольник. Кока втащил Хачика. Стали спрашивать, куда ехать, но Хачик, мало соображая, где находится, упорно бормотал ереванский адрес. Тогда Кока с шофером обшарили его карманы и нашли в бумажнике мятый четвертак и визитные карточки с адресом.
Попутно из его заднего кармана был извлечен сверток, который все время беспокоил Коку, уверенного, что там диктофон или что-то в этом роде. Но там оказались обглоданные кости в пакете... Кока удивился, но Хачик, еле ворочая языком, объяснил, что он привез из Еревана любимого дога по кличке Фрунзе, который жрет в день три кило мяса и костей, и сотрудники собирают и приносят остатки еды для прожорливого пса. И сейчас в хинкальной Хачик, пока ходил в туалет, тоже успел собрать немного со столов... Вот...
— Не по-ду-мывай, я не людо-еда, люди грры-зусь, арр-ра... — икал он с широко открытыми глазами, вороша объедки сальными пальцами.
— Кто вас знает, сволочей! — захлопнул Кока дверцу и, поделив с шофером найденный четвертной, попросил доставить каннибала в его пещеру.
Через пару дней Хачик позвонил и нарвался на бабушку. Кока, шепнув ей:
— Это он! Дай ему жару! — побежал слушать с другого телефона, как бабушка отчитывает лейтенанта:
— Что вам нужно от моего внука? Мало у нас в стране стукачей, филеров, осведомителей и денунциантов, чтоб еще молодежь привлекать и портить? Сейчас не старое время! Открытая вербовка запрещена законом!
— Тетя-джан, плохой не сделали, эли. Просто подружили, ара, вместе улиц-мулиц ходили... — смущенно пытался объясниться Хачик, но бабушка была непреклонна:
— Если вы не оставите моего внука в покое и еще раз сюда позвоните, я вашему министру скажу, чем вы занимаетесь вместо того, чтобы шпионов ловить и агентурную сеть за рубежом налаживать...
«Откуда слова такие знает? Запрещено законом! Сеть налаживать! — удивлялся Кока, слушая распекающий голос бабушки и блеянье Хачика. — Старая школа, железная гвардия! Берию не побоялась! Молодец!»
А бабушка, бросив трубку, стала ругать нынешнюю власть, при которой все так изгажено, разворовано и распродано, что скоро, кроме церквей, древнего языка и божественных песнопений, в Грузии ничего не останется.
— Если уж КГБ таких болванов на службу брать стал, то конца ждать недолго!
36
В день приезда, отколовшись от группы, Нугзар и Сатана отправились гулять по Амстердаму. Они шли по узким улочкам вдоль каналов, мостиков, будочек и лоточков. Кругом играла музыка. Индийские сари, шотландские юбки, арабские хламиды, африканские тоги... Цветовые пятна витрин и магазинчиков отражались в воде каналов нескончаемой веселой цепочкой.
В толпе стоял ровный гул голосов, доносились звуки чужих слов и неведомой речи. Звуки оказались очень разные: каркали, булькали, рыкали, звенели, шипели, даже тикали. Улавливались только интонации, что лишь усиливало ощущение тайны.
Приятели почти не разговаривали, вглядываясь в хаос лиц и одежд. Было довольно тепло, и люди, в легких летних одеждах, выглядели открытыми и приветливыми. Одежда и человек тут составляли одно целое. Беглых взглядов на витрины магазинов Нугзару хватило, чтобы понять: люди здесь одеты так, как хотят, а не так, как в Союзе — кто во что горазд, кто что достал.
Вот стоит рослый парень в черной майке, плечо татуировано цветным драконом, короткие волосы, твердый взгляд. Шуршит мимо негритянка в ярко-белом, с тюрбаном на голове и браслетами в ушах. Рокеры в блестящей коже, перчатках, на лбах — повязки с заклепками, цепи гремят по бокам. Вон трое в светлых костюмах и темных галстуках (один вообще в цилиндре и с тростью) едят мороженое и запивают чем-то из зеленых банок. Холеная пара (похоже, молодожены) с опаской поглядывают на витрины порно-магазинов, где царят чудовищные члены и надувные куклы предлагают свои пресные каучуковые услуги. Неспешно тянется группа одинаковых седых старичков и старушек, а навстречу им — чинные, застегнутые на все пуговицы карликовые японцы в роговых очках, у каждого в руке фотоаппарат. Вот стайка черных барыг, одеты, кто как сумел после первой затяжки. Сосут на ходу крэк, со свистом затягивая дым горящего комка, поджигаемого зажигалкой на сигаретной фольге.
Друзья прошли по улочкам, где в окнах восседали женщины в бикини и прозрачных накидках, но не сразу поняли, что к чему — издали напоминало витрины, и Сатана даже раз крикнул:
— Смотри: реклама!.. — но, присмотревшись, смутился — женщина в пеньюаре улыбнулась, поманила пальцем и очень выразительно указала на свои рот, лобок и ягодицы, а потом на дверь. — Нугзар, они живые! — пролепетал он, изумленно качая кудлатой головой. — Лац-луц, пиф-паф, орера!
Женщина откинула полу, поставила ногу на столик и еще раз заговорщицки кивнула на дверь. Сатана, сглотнув слюну и схватившись за клок, заворожено двинулся к двери, но Нугзар перехватил его по дороге:
— Не торопись. Посмотрим, что к чему. Успеешь.
И правда — главного они еще не видели. Хотя они и шли бесцельно, но все время ощущали, что поток людей куда-то движется и постепенно растет. Стали чаще попадаться порно-магазины. А из одного кафе потянуло таким азиатским гашишем, что Сатана без раздумий свернул в дверь.
В кафе они огляделись. За столиками, у стойки, за бильярдом, в нишах стояли, сидели, ходили. Музыка... Кое-где дымились кальяны.
— Ты смотри, чилимы курят! — сказал Сатана и, подобравшись к одному столу, жестами попросил затяжку.
Длинноволосые хиппари удивленно уставились на него, не понимая, что означают «синг-синг» и «лац-луц» и что нужно этому громиле в мятом галстуке. Сатана указал на кальян. Ему подали гибкую трубку. И он начал затягиваться... Так долго и мощно, что вода взбурлила в колбе, вскипая. Хиппари захлопали в ладоши, засмеялись, а Сатана, застыв на вздохе, весь заполненный дымом, стал медленно оседать на корточки, порциями выпуская из себя густой дым. И, в конце концов, так оглушительно пукнул, что звякнули стаканы и взлаяла собака из-под стола. Хохот и возгласы обкуренных в стельку посетителей. Кто-то одобрительно хлопал, остальные смеялись.
А Сатана уже спрашивал жестами у хиппарей, где они взяли гашиш. Те радостно тыкали куда-то руками. Над барменом висела доска, разделенная на две части. Слева написано «HASHISH», справа — «GRASS». А под надписями шли ровные алюминиевые желобки, куда вложены трафареты с названиями сортов: «Skunk», «Super skunk», «Tajf», «Marokk», «Afgan»...
— Смотри, это меню! Они тебе показывают на меню! — И Нугзар стал читать вслух то, что написано на доске.
Сатана зачарованно слушал.
— Меню? И это все... можно купить? Просто так: пиф-паф, орера? — недоверчиво спросил он, когда Нугзар закончил чтение. Привыкший с пеленок к тому, что наркотики даются в борьбе и опасности, и видя сейчас их доступность, он был даже слегка разочарован.
Нугзар жестом подозвал бармена и, показывая на меню, спросил его по-английски, все ли есть в
