велосипедисты. Тут же крутились темные уличные барыги, предлагавшие свой товар. Сатана с помощью спасительных «лац-луц», «пиф-паф», «орера» завел с ними обстоятельную беседу. Барыги оживились, стали приставать сильней и требовать, чтобы он наконец что-нибудь купил.
— Настырные, — сказал Нугзар, замечая, что некоторые довольно злобно хватают Сатану за рукава. — Тут, видно, не принято просто так болтать. Пришел — купи...
— Купим? — спросил Сатана, мало обращая внимания на приставал и бесцеремонно отряхивая их с себя, как блох.
— Как хочешь. Только могут и туфту пихнуть. Тут меню нету, — предупредил Нугзар. — Ищи их потом!
— Правильно, — согласился Сатана. — У нас еще есть колеса. .. Как ты думаешь, мы их сможем потом найти?
— Ты их не сможешь не найти, — засмеялся Нугзар. — Это их жизнь. Они синие уже от кайфа, вон, дым сосут какой-то химический...
Приятели оглядели стайку. Барыги, решив, что клиенты совещаются, опять стали наперебой тыкать пакетики, узелки и шарики.
— Опиум?
— Ноу опиум.
— Проба? — сказал Нугзар.
— Ноу проба, — ответили они.
— Морфий?
— Ноу морфий!
Тогда Нугзар пожал плечами:
— Сорри! — и прошел сквозь них.
Сатана, пообещав:
— Завтра, тик-так, хип-хоп, мы придем и всех вас перекидаем! — резко отшвырнул самого наглого и заковылял следом.
Те с недовольным урчаньем и многими «Фак ю! Фак ю!»-отстали.
Теперь Сатана проголодался. Ресторанчиков было много, на пять-шесть столиков: аргентинские, турецкие, итальянские, мексиканские... Всюду звенели бокалы, шипела еда, мурлыкала музыка. А повар в пиццерии, колдуя над раскатанным тестом, ласково кивал им: «Заходите, садитесь, ешьте, пейте, веселитесь!» И, как в цирке, вращал над головами круг готового теста.
Друзья выбрали китайский — попробовать. В витрине на узорных крюках висели копченые утки. Маленькие китайцы на особых решеточках жарили рубленые овощи и мясные лоскутки.
Они еще никогда не видели такую еду и таких официантов. Сатана съел китайских мясцов на пятьдесят гульденов, запив их двумя чайниками рисовой водки, про которую отозвался очень неодобрительно:
-Дрянь... Теплая и гадкая... Наш коньячный спирт куда лучше!
Мясо ему тоже не понравилось:
-Ерунда какая-то, объедки... Наша хашлама всему миру засунет! А хлеба почему не дают, твари косоглазые?! Со своим, что ли, приходить? Э, где наш горячий лаваш с гуда-сыром?..
После ресторанчика они грызли орешки и ели мороженое — круглые сладкие шарики аккуратно собрал в стаканчики пожилой мороженщик с румяным светлым ликом. Сатана лизал шоколад, по-детски глазея по сторонам. Нугзара тоже не покидало ощущение нереальности, детскости, сказки.
Когда они ввалились в номер и закинули гудящие ноги на спинки кроватей, Сатана повторил, что они в раю. И Нугзар опять возразил, что они на земле, но просто сильно опоздали к празднику. Ему уже стукнуло сорок!.. И он не мог отвязаться от противных мыслей, что ничего нельзя повторить, что жизнь неумолима, она не ждет отстающих, а стоящих убивает. Не подкупить и не упросить, не обмануть и не обойти... И жутью веяло от этих мыслей.
Вечером в одном из кафе приятели наткнулись на шайку странных парней. В тренировочных костюмах и ботасах, накачанные, спортивного вида, они были явно под героином: беспрестанно курили, чесали опухшие бордовые лица и говорили на странном наречии, похожем на русский язык, но вперемешку с какими-то неизвестными словами.
— Кто такие? Вроде спортсмены, а курят и торчат, как обезьяны!
— Придурки! — ответил Сатана и ушел воровать — ему это дело очень понравилось: после каждого круга по сувенирным лавкам он приходил с полными карманами и перекладывал добычу в бренчащий мешок (хотя Нугзар говорил ему, что делать этого не следует — зачем рисковать из-за фарфоровых лаптей и мельниц?).
Нугзар остался сидеть. Пил кофе-гляссе, потягивал мастырку и пытался понять, о чем говорят эти спортсмены-морфинисты за соседним столиком и слова из какого языка поминутно вставляют. Впрочем, говорили двое, а остальные сидели, свесив головы с закрытыми глазами и роняя пепел с тлевших сигарет.
— Там ширка самая во, а тут мюль[32] один, пол- ложки на рыло не хватает... Сейчас поедем. Как фарен[33], Васятка, помнишь, нет? — говорил, шепелявя, широкоплечий светловолосый Юраш с квадратным черепом.
Помню, еще мозгу не вышибло. Прям ехать надо!.. Там отеля стоит, а опосля такие здоровенные кугеля[34] будут, вот там свернуть, — отвечал щуплый Васятка в блестящем адидасовском костюме.
— Какие еще кугеля?
— Чугун. Метров по пять. Яйцы офигенные. Перед конторой лежат.
— А, перед банком? Где машина с крыши носом свешивается, так, нет?., — уточнил Юраш. — Скульптура такая?
— Ну, — сипанул Васятка. — Оттуд до гетта, где Синук зимует, нихт вайт[35]. Лишь бы суки-тайцы на месте были... А прикинь: эти тайцы на рожу — чисто наши кореяны!..
— Кореянов у нас в Чуе навалом было. Капусту сажали, цвибель [36] растили, — подтвердил Васятка, добавив: — И ханку. Реген[37] идет, доннер блицает — им по хую, ханку с чаем жахнут, плащ-палатки натянут — и вперед. Пашут как кони.
— Само собой. Кто ж без ханки на фельдах[38] корячиться будет?.. Но они тихие, сами по себе, никого не трогают, так, нет? — расправил плечи Юраш.
— Кто как, — возразил Васятка. — Вот у меня в Казахстане один дружок был, Ли, кореан, на русской немке женатый...
— Какой это Ли? Что сейчас в Срасбурге живет? — начал в героиновой истоме уточнять Юраш.
Не, то другой Ли. А этот — в Дюссике, наш сосед, на Любке Шнайдер женат... Ее потом Витя Длинный тянул... Ну вот. А у этой Любки бабка была, гросмуттерь Гертруд, я ее видел пару маль[39] — длинная и худая, как вилы, белая... И вот этот долбоеб решил бабке на руке нумер выжечь, как будто она в кацетке[40] сидела. Ли тогда видит: все в Германию прут, и тоже захотел. Слышал, что надо немцев в роду искать, а особо хорошо, если они в кацетке побывали — сразу разрешение получишь... А кацетку как докажешь? А нумер на руке, самое то... Ну вот, а гросмуттерь Гертруда жила в селе аляйн[41]. Задумал Ли дело. Выжгу ее номер на грабле — и точка. Но чем, как?.. Вначале спер в конторе такую штучку, где циферки есть...
— А-а, зигели[42] ставить, — понял Юраш.
— Ну. Ему пацаны говорят: «Цифры маленькие и резиновые, сгорят. Как будешь нагревать?..» В общем, не пошло. Набрал потом из детской игры такие цифирки, а они пластмассовые, тоже не пойдет.
— Садист, свою гросмуттерь так мучать, ебаный кебан! — возмутился кто-то сквозь дрему.
— Не свою, чужую, — сонно отозвался другой.
— В общем, потом кто-то дал ему такие переводные картинки, может, слыхал, вроде игрушек?..
