Карла задела англо-американская формула, использованная Нэслюндом. Шведский перевод ее имел двоякий смысл: 'исчезни' или 'катись'.
Он постоял около Фристедта и Аппельтофта. Те продолжали разбор удачно проведенного захвата. В Норрчёпинге в результате домашнего обыска найдены огромные суммы наличных денег и часть рабочих материалов Управления по делам иммиграции, что не очень соответствовало роду занятий шефа бюро; у иранца на Лидингё – списки и записи, как раз подтверждавшие его род занятии. Сейчас их отдали на перевод. Во всяком случае, теперь уже ясно: результатом операции должны быть два приговора за шпионаж.
– И что они получат? – поинтересовался Карл.
– Примерно по три года, – радовался Аппельтофт. – Потом выгонят с работы, во всяком случае, шведа, а денежки конфискуют. Так ему и надо, черт подери. Их бы судить по-ирански.
– С одним из них, наверное, так и поступят после отбывания срока и выдворения, – пошутил Фристедт.
Чувствовалось, что оба они в хорошем настроении. День оказался результативным: полиция взяла пару 'хулиганов', а и Фристедт, и Аппельтофт по натуре все-таки были полицейскими.
– Нэслюнд спрашивал меня, откуда у нас информация, – сказал Карл, охладив тем самым веселье, царившее в комнате.
– И что же ты ответил? – поинтересовался Фристедт с наигранным безразличием.
– Сказал, что не могу отвечать, не мое это дело.
– Спасибо, – сказал Фристедт и принялся за свои бумаги.
Карл ушел, не сказав больше ничего. Иранская история – чисто полицейское дело, они сами лучше без него справятся.
Он даже в служебных бланках не разбирается.
Фристедт и Аппельтофт впервые заспорили. Фристедт был уверен, что Карл не проболтался о русском источнике информации. Значит, полагал он, Карл – 'белый' человек, а не один из молодых ненадежных нэслюндовских шпионов. Аппельтофт согласился, но его все же смущало, что Карл – какой-то коммунистик: видите ли, отправился в Бейрут получить заверения палестинцев, что они не виновны. Таким заявлениям трудно верить.
Фристедт тоже согласился с этим. И они молча зарылись в историю, уже вечером прогремевшую в 'Вечернем эхо': 'Арестован один из шефов Управления по делам иммиграции. Он оказался иранским шпионом'.
Карл брезгливо отшвырнул два уведомления о штрафе за парковку машины на несколько суток в недозволенном месте – у здания полиции на Кунгсхольме.
Он остановился у 'Макдональдса' на Свеавэген и купил чипсы, яблочный пирог и черный кофе, потом отправился прямо домой в Старый город, недовольный тем, что теперь ему придется разыскивать доказательства террористических мыслей Хедлюнда. Хотя, конечно же, они где-то действительно есть.
Отбросив ногой газеты, накопившиеся за несколько дней. Карл вдруг увидел открытку. Он тут же понял, что это самое важное событие последнего времени.
С открыткой в руке, не зажигая свет в остальной части квартиры, он направился прямо к телефону и набрал один из заученных наизусть номеров.
– Приду через четверть часа, – сказал он и положил трубку, словно подтверждая, что ничего важнее этого быть не может.
Двадцатью минутами позже Старик надел очки для чтения. Но до этого, как и обычно, угостил домашним сидром. Текст был написан по-английски, рисунок на открытке – экзотические рыбы в Красном море. Старик прочел открытку медленно и всего один раз:
Под текстом отчетливая подпись:
Старик задумчиво отложил открытку, поднялся и поискал запрятанную сигару. Раз-другой выпустил дым изо рта и проговорил:
– Пожалуй, нельзя толковать это 'не могу жить' и так далее буквально. Израильтяне никогда не убивают своих. Она имеет в виду что-то очень важное, – сказал Старик и отправил к потолку облачко дыма.
– А это не западня? – спросил Карл.
– Не думаю. Шведский полицейский не может так просто исчезнуть в Израиле; возможен большой скандал.
А если бы они хотели знать о твоих намерениях, обратились бы к Нэслюнду, от него они получили бы все.
– Но ведь это они убили Акселя Фолькессона.
Карл тут же сообразил, что не успел еще ни единым словом обмолвиться о своих открытиях в Бейруте. Старик вопросительно поднял кустистые брови: ждал объяснении.
Минут десять Карл рассказывал о своей гипотезе: убийство совершено спецгруппой Моссада, ранее называвшей себя 'Божья месть'. Не прерывая и не удивляясь, Старик спокойно курил сигару.
– Хорошая работа, – сказал он, когда Карл закончил, – и интересная теория. Между прочим, возможно,
