избрал нейтральный путь, во всяком случае, мягкий старт.
– Насколько я понимаю, Хамильтон, наши парни из отдела наблюдения были бы либо убиты, либо ранены, не вмешайся ты в это дело. Чья это импровизация – твоя или Фристедта?
– Моя. Мне не понравилась ситуация. Швед не опасен, это было ясно всем. Но этот религиозный фанатик из Ирана... А парней из наблюдения я не понимаю. Почему они шли так, словно собирались подобрать пьяного?
– Они не хотели хвататься за оружие в толпе; они привыкли брать черноголовых – те не сопротивляются. Да разве поймешь почему? Однако хорошо, что ты появился вовремя.
– Значит, информация подтвердилась?
– Не то слово, они уже сидят. Списки имен, адреса, место работы и т. д. и т. п. за деньги, пятнадцать тысяч, между прочим. А как вы получили информацию?
– Это дело Фристедта, я не могу ответить на этот вопрос.
Карл задумался, солгал он или нет. Все зависело от толкования слов 'не могу ответить'. Но он же действительно не мог ответить, ведь он обещал Фристедту держать язык за зубами. Значит, так и должен поступать.
– Сначала о хорошем, теперь о плохом. Мне не нравится твоя вылазка в Бейрут, Хамильтон. Был бы я дома, ты бы не сбежал или как это назвать? Ты понимаешь меня.
– Почему? Результаты-то получились интересными. Норвежцы подтверждают: гильзы те же. Значит, и оружие то же.
– Э-э, гильзы не так уж много говорят.
– Нет, это очень необычный калибр. Он встречается только в русском пистолете, все остальное относится к немецкому оружию начала века, такого сейчас больше не производят. У нацистской Германии был тот же калибр, но, как известно, такого оружия там больше нет.
– История о сирийце и прочем пахнет блефом.
– Надо проверить через МИД и их посольство. Если сирийцы подтвердят...
– Арабы есть арабы, они держатся друг друга. Понимаешь, я случайно узнал: ты напал не на тот след. Амбициозно сработано, даже слишком амбициозно. И, кстати, в дальнейшем никаких служебных поездок без моего одобрения, понятно?
– Да.
– Все внимание на Хедлюнда, чего-то там не хватает, как думаешь?
– Да.
– А чего?
– Так как он собирал и складывал в папки письма от немцев, значит, и свои не выбрасывал. То есть прятал. А может, прятал и еще что-нибудь, чего мы не нашли во время обыска. Это похоже на него. Он – подозрительный тип.
– Good thinking[55], Хамильтон. Действительно хорошая мысль. А как нам найти спрятанное?
– Не знаю.
– Ладно.
– И второе. Понти. Вы как-то легкомысленно списали его. Он и брюки мог сменить, и поездку свою обставить, и создать прикрытие. Скорее, надо было бы удивляться тому, если бы он этого не сделал. Конечно же, он все продумал на случай неудачи с операцией.
– С какой операцией?
– Если бы случилось то, что он готовил.
– Но это уже не актуально.
– Возможно. В наш сачок попались многие, а вот убийцы – нет.
– Номер в гостинице заказывала для него секретарша Норвежской радиокомпании, а не он сам.
– Но она могла спросить его, где он хотел бы жить. Спрашивала ли она этого Хестлюнда... или как его... не проверено?
– Не думаю. Во всяком случае, мне это неизвестно.
– Ну вот видишь. Никаких глупостей больше, займись Хедлюндом, его тайниками, помощь тебе будет оказана. Что предлагаешь?
– Еще раз пройтись по квартире. При обыске обращали внимание на то, что лежало сверху. При более тщательном осмотре можно найти и то, чего мы не углядели.
– Good thinking, Хамильтон. Завтра возьми парочку спецов и займись делом, и никакой самодеятельности. Я ясно выражаюсь?
– Да.
– Больше никаких виражей! Держись ковра, черт возьми, Петушок, я выразился ясно?
– Да.
– Хорошо. Dismissed[56]!
