– Нет, нет. Я бы тогда испугалась, а так мне не было страшно.
Юнгдаль два-три раза пробежал глазами по записям.
Сомнений не было: она видела убийцу, и, значит, у них есть хоть один козырь. И, кроме того, дополнительные сведения о поведении убийцы, причем довольно интересные. Напуганный, случайный убийца в панике побежит с места преступления, толкнет даму, обругает ее, в худшем случае застрелит и унесет ноги. А этот, в джинсах и зеленой куртке, точно знал, что делает. То, что он не ответил, могло означать, что он либо был иностранцем, либо не хотел выдать себя, либо просто не расслышал. Но даже швед, поступающий с таким холодным расчетом, не решился бы подать свой голос.
Юнгдаль захлопнул записную книжку, он предпочитал делать записи от руки, хотя одновременно записывал допрос на пленку. И возвращался он обычно к личным записям, а не к протоколу, сделанному по пленке. Он раскланялся и поблагодарил за кофе, а потом вернулся на Кунгсхольмен, швырнул кассету в ящик письменного стола и уехал домой.
Фристедт отправился в свою комнату и набрал номер телефона посольства Советского Союза. Делая это, он улыбался – ситуация была абсурдной.
Ему ответили по-шведски с акцентом. Он попросил Михаила Субарова и тут же был соединен с ним.
'Значит, добраться до КГБ можно и по телефону', – подумал он в ожидании, когда 'самый из самых' резидентов, то есть шеф КГБ в Швеции, ответит ему. Разговор был коротким и по-английски.
Представившись комиссаром отдела безопасности при Управлении госполиции, он попросил о встрече, причем как можно скорее и по очень важному делу. Последовала длительная пауза.
– Вы звоните по официальному поручению? – удивился резидент.
Фристедт подумал немного. Что значит 'по официальному'? Ведь нельзя же назвать этот телефонный разговор секретным, и, кроме того, он записывается сейчас по меньшей мере двумя, возможно, тремя организациями безопасности и разведки.
– Да, – ответил он, – это официальное поручение, и я хотел бы лично сообщить о нем. Это очень важно.
Опять длительное молчание.
– Тогда предлагаю вам прийти сейчас же в посольство, – ответил наконец шеф КГБ.
Менее чем через четверть часа Фристедт сидел в его кабинете, точнее – в комнате для посетителей. Стены увешаны картинами с изображением различных сцен из жизни Ленина. Над письменным столом Субарова большая фотография Горбачева. Фристедт мимоходом отметил про себя, что раньше на этом месте висел другой портрет, вероятно, Брежнева, портрет был больших размеров, и контуры его все еще можно было видеть на дубовой панели.
Молодой дипломат, а возможно, и просто матрос или солдат, как и в посольстве США, предложил по рюмке армянского коньяка и тут же удалился.
– Признаюсь, – сказал резидент, – что это – неожиданный визит, но тем не менее, господин комиссар, я прежде всего хотел бы приветствовать вас и выразить большое уважение нашего посольства к шведской службе безопасности, которую вы представляете.
При этом Фристедту показалось, что резидент улыбнулся, но все же он слегка поклонился в знак благодарности, и оба быстро опустошили свои рюмки, больше следуя этикету, как показалось Фристедту. Да так оно и было на самом деле.
– А теперь, – со стуком поставив пустую рюмку на письменный стол, продолжил Субаров, – к делу. Что мы можем сделать для вас? 'Это очень важно', – сказали вы, не так ли?
К разговору Фристедт подготовился основательно. Начал с того, что сам он не дипломат, но все же надеется, что сумеет объяснить дело правильно, не запутавшись ни в каких дипломатических премудростях. Дело в том, что убит один из полицейских. И есть повод полагать, что убийца – иностранец... нет, нет, никакого повода подозревать советских граждан или кого-либо из коммунист... – Фристедт поправился, – из социалистических стран. Однако орудие убийства – армейский пистолет советского производства.
Но тут вежливое выражение исчезло с лица Субарова, и он резко, словно щелкнув хлыстом, прервал рассуждения Фристедта:
– Посольство Союза Советских Социалистических Республик сожалеет о случившемся и выражает надежду, что вы выследите убийцу и накажете его. Однако наша страна не имеет к этому делу никакого отношения.
– Конечно, мы понимаем это, – упрямился Фристедт, мечтая быть сейчас подальше отсюда, – но вы можете помочь нам в одном деле, об этом мы вас и просим.
– В чем именно? – холодно спросил Субаров.
– У меня есть заводской номер оружия, и мы надеялись, что с учетом этого вы сможете помочь найти исходную страну, я имею в виду не страну производства оружия, а страну, в которую оно попало... э-э-э... до того, как оказалось здесь.
– Я отлично понимаю, что вы имеете в виду. И как вы, очевидно, знаете, наша страна, к несчастью, находится сейчас в ситуации, когда во имя борьбы за мир мы вынуждены производить оружие в значительных количествах. Мы хотели бы, чтобы это было не так, но таковы обстоятельства. Оружие, о котором идет речь, мы продаем, и оно могло оказаться у кого угодно из наших союзников, с которыми мы не намерены ссориться, или у кого угодно из наших врагов или их врагов. Сожалею, но мы не хотим быть даже случайно втянутыми в это дело.
– Значит ли это, что вы не хотите помочь нам?
– Если вы недовольны моими разъяснениями, шведский МИД может сделать официальный запрос. Но, между нами, дорогой коллега, если вы сделаете официальный запрос, то, скорее всего, получите такой же ответ, какой я дал вам сейчас. Было очень приятно встретиться с вами столь неофициально.
При этих словах шеф КГБ поднялся и протянул руку на прощание.
Фристедт ругался про себя всю обратную дорогу домой. Но сдаваться не собирался. На помощь
