если я ошибаюсь, и, кстати, садись! Нет, это уж слишком!
Шеф полиции откинулся на стуле и, переводя дыхание, снял очки и начал протирать их здоровой рукой.
– Итак, ты хочешь получить разрешение от прокуратуры и задержать одного из самых известных журналистов. Нет, я разделяю твои суждения об этом человеке, но и ты, и я сами были прокурорами. Поздравляю, прокурор, представь себе переговоры при задержании в присутствии сотни журналистов и этого дья... в этом 'зловещем для террористов зале'. Почему арестовывают редактора? А? Потому что он носит зеленую куртку и подозрительно разгуливает по Осло. С такими доказательствами выступать против чертова Шёстрема или Сиберского, или еще там какого знаменитого адвоката... нет, я не хочу даже думать об этом. Приходи с настоящими доказательствами, и я выпью с тобой шампанского, но пока, да будет Бог милостив, посвяти себя обычному ТК[27]. Вот так! И ни единого звука прессе обо всем этом, неужели мне надо повторять?
– Да-а, но есть же прямая связь... – попытался возразить Нэслюнд.
– Я сам вижу. Возможно, ты и прав, успеха тебе. Но займись лучше этой молодежью в Хэгерстене. Кстати, никаких наблюдений за Понти, кроме телефонного прослушивания.
– Но почему?
– Если гипотеза норвежцев подтвердится, то существуют фактически чисто... э-э... оперативные причины. Не буди лихо... ты же знаешь. Кроме того. Если выплывет наружу, что 'СЭПО преследует Шведское радио', а выглядеть это будет именно так... Нет, пройдись по остальным и не трогай Понти, пока ты еще в добром здравии. Надеюсь, я выразился ясно?
– Вполне.
Для Нэслюнда это была неудача. Но он быстро стряхнул с себя мрачное настроение. Он понимал, что все будет пока держаться в секрете.
Фристедт и Аппельтофт в глухом молчании вернулись в общую рабочую комнату, за ними в нескольких шагах следовал Карл. Фристедт нес папку с документами о подозреваемом убийце.
Он бросил папку на стол.
– Так-так, значит, 'непосредственно импортированный убийца' оказывается шефом Шведского радио. Хорошенькую работенку кто-то получит: подняться в здание Шведского радио и схватить одного из самых известных в стране журналистов как убийцу. Я бы очень не хотел быть там в тот момент.
Они немного помолчали. Все понимали, какие неслыханные последствия могли бы быть, если бы все это оказалось ошибкой. Нэслюнд с таким же успехом мог бы указать на члена риксдага или генерала.
– Хотя здесь есть одна очень печальная деталь, – сказал Аппельтофт после многозначительного молчания. – Фолькессон и этот Понти довольно хорошо знали друг друга уже много лет. И если кто может подтвердить все, так это Роффе Янссон.
– Значит, попросим Роффе Янссона зайти сюда, – ответил Фристедт и потянулся к телефону.
Роффе Янссон пришел через три минуты. Он работал с Фолькессоном еще в те давние времена, когда то, что сейчас превратилось в целый отдел борьбы с терроризмом при 'Бюро Б', состояло всего лишь из него самого и Фолькессона. Это было в конце 60-х годов, когда терроризм начал входить в моду, палестинцы захватили самолет, а лига 'Баадер-Майнхоф' внесла свой первый вклад в список террористических акций.
Что же до пропалестинского движения, то Фолькессон решил тогда, что лучше всего наладить открытый контакт, а не надеяться на тайное наблюдение.
Фолькессон и Янссон очень просто нашли стокгольмскую пропалестинскую группу, встречавшуюся в то время в одном подвальчике на Карлавэген. И прямо так и сказали: мол, здравствуйте, мы из СЭПО и хотели бы немного поговорить о риске терроризма и узнать, как вы, молодежь, смотрите на это дело.
Лучше всего контакт наладился у них с молодым студентом, будущим журналистом по имени Эрик Понти. Он пригласил их к себе домой, чтобы попытаться объяснить разницу между движением солидарности, то есть выпуском газеты, организацией демонстраций и так далее, и вооруженными акциями, которыми занималось само палестинское движение. Кроме того, он пытался убедить сотрудников безопасности в том, что риск вооруженных палестинских акций чрезвычайно мал, особенно в Швеции, поскольку элементом политической стратегии ООП была попытка заполучить от шведского социал-демократического правительства такую же поддержку, какую получили и вьетнамцы. А бомбами эту стратегию можно разрушить. Тогда Понти казался немного наивным, но он был прав, этого нельзя отрицать. Ведь если подумать, то именно с тех пор скоро уже двадцать лет, как в Швеции не было ни одного террористического акта. То есть до вчерашнего дня.
Так что этот Понти был 'хорошим контактом'. Фолькессон сохранял его, чтобы быть в курсе той или иной точки зрения, не 'информации', а именно точки зрения. Иногда Понти звонил и потом, уже став журналистом, чтобы выяснить реакцию 'фирмы' на различные события. Между прочим, однажды 'фирме' даже пришлось 'поднять паруса' и помешать одному израильскому шпиону (в то время Понти писал о шпионаже среди беженцев) убить Понти. Тогда он сам позвонил Фолькессону – небывалый случай для сегодняшней ситуации – и сказал что-то вроде того, что хотел бы сохранить лицензию на личное оружие, и предложил заняться этим израильтянином самой 'фирме'. А тот как раз ехал из Упсалы с заряженным револьвером. Да, и еще он добавил что-то вроде шутки: мол, если израильтянин 'подстрижет' его, то виновата будет 'фирма', так что пришлось вступиться. Объявили тревогу по всей стране, израильтянина схватили у Норртулль, вооруженного, через двадцать минут после телефонного звонка. В газеты дело так и не попало. Но Понти после этого был 'приятным контактом'. Правда, через несколько лет Янссон получил другое задание, но он знал, что Понти и Фолькессон встречались по крайней мере несколько раз. Вот примерно и все.
– Значит, если бы Понти однажды вечером позвонил и сказал, что должен встретиться с ним завтра рано утром и что это очень важно, согласился бы Фолькессон на встречу? – спросил Фристедт.
– Да, без сомнений, – ответил Роффе Янссон.
Ивар Матиесен сидел в своей комнате на четвертом этаже нового белого здания полиции на Грёнланд и изучал устав. Параграф 8 инструкции по наблюдению перечислял некоторые безусловные требования: 'Каждый связанный со службой наблюдения должен быть вновь проинструктирован о своих обязанностях строго соблюдать неразглашение того, что узнал во время несения службы; обязанность неразглашения возлагается и на других полицейских, не находящихся в службе наблюдения'.
В таком случае 'обязанность неразглашения' возлагается и на шведского полицейского, находившегося
