– Правда? – спросила она.
– Хоть бы одного пристрелить.
– До пятьдесят восьмого года на этом острове ни одного енота не было, – заметил Расс Кобб. – На Корн-Хейвене водились, а тут не было.
– Правда? И что же случилось? Как они сюда попали? – спросила Рут, в точности зная, что услышит в ответ.
– Завезли их.
– Кто завез?
– Сволочи с Корн-Хейвена! Притащили беременных енотих в мешке. Доплыли до нашего острова на веслах. Среди ночи. И вытряхнули их на берег. Твой двоюродный дед, Дэвид Томас, видел, как все было. Возвращается домой от своей подружки и видит: что-то из мешка вытряхивают. Потом видит: в лодку садятся и прочь от острова гребут. А через несколько недель енотов уже было тут пруд пруди. По всему чертову острову. Кур начали таскать. Объедки жрали, дрянь всякую. Все жрали.
Правда, в семье Рут эту историю рассказывали так, будто чужих на берегу заметил Джонни Поммерой – как раз перед тем, как его убили в Корее в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом, – но она промолчала.
– А у меня, когда я была маленькая, жил маленький енотик, – вспомнила миссис Поммерой и улыбнулась. – Этот енотик цапнул меня за руку – подумать только! – и мой отец его пристрелил. Я думаю, это был мальчик. Я его всегда называла «он».
– Когда это было, миссис Поммерой? – спросила Рут. – Давно?
Миссис Поммерой нахмурилась и ласково, но сильно надавила большими пальцами на шею мистера Кобба. Он блаженно застонал, а она невинно ответила на вопрос Рут:
– Ох, наверное, это было в начале сороковых, Рут. Господи. Я такая старая. Сороковые! Как же это давно было!
– Ну, тогда не енот это был, – сказал мистер Кобб. – Не могло их тут быть тогда.
– Нет, это был енот. Маленький енотик. Детеныш. Полосатый хвостик и как бы маленькая маска на мордочке. Я называла его Маски!
– Не енот это был. Не могло тут быть енотов. Ни одного енота не было на этом острове до пятьдесят восьмого года, – решительно заявил мистер Кобб. – Мерзавцы завезли их сюда с Корн-Хейвена в пятьдесят восьмом.
– Ну… это же был совсем маленький енотик, – оправдательным тоном проговорила миссис Поммерой.
– Скунс, наверно.
– А я бы пристрелила енота! – воскликнула миссис Кобб с такой яростью, что губы у нее все-таки шевельнулись, а ее молчаливая дочка, Флорида, даже вздрогнула.
– Мой отец пристрелил Маски, – вздохнула миссис Поммерой.
Она вытерла голову мистера Кобба полотенцем и обмахнула затылок маленькой кисточкой. Она посыпала тальком его шею. Немного присыпки попало на разлохмаченный воротник рубашки. Потом миссис Поммерой втерла немного масляного лосьона в волосы мистера Кобба и уложила их скошенным коком.
– Нет, вы только гляньте на себя! – воскликнула она и протянула мистеру Коббу старинное серебряное зеркало на длинной рукоятке. – Вы просто как звезда кантри-музыки. Что скажете, Айви? Красив, чертяка?
– Глуп – уж это точно, – сказала Айви Кобб, но ее муж просто сиял, и щеки у него блестели так же, как напомаженный кок.
Миссис Поммерой сняла с него простыню и осторожно сложила, чтобы не уронить состриженные волосы на пол в своей блестящей зеленой кухне, а мистер Кобб встал, не отрывая глаз от своего отражения в старинном зеркальце. Он медленно повернул голову из стороны в сторону и сам себе улыбнулся. Красив, чертяка.
– Что скажешь о своем отце, Флорида? – спросила миссис Поммерой. – Чудно выглядит, правда?
Флорида Кобб густо покраснела.
– Да ничего она не скажет, – неожиданно с отвращением проговорил мистер Кобб. Он положил зеркальце на кухонный стол и выудил монеты из кармана. – Сроду чертовка слова не скажет. Она бы слова «дерьмо» не сказала, будь у нее даже полный рот дерьма.
Рут расхохоталась и решила все-таки съесть кусок пирога.
– А теперь я с вас сниму бигуди, – сказала миссис Поммерой.
Позже, после того как Коббы ушли, миссис Поммерой и Рут вышли на крыльцо. Там стоял старый диван с обивкой, на которой были изображены ярко-алые, кровавые розы. От дивана пахло так, словно его то и дело поливал дождь, а пожалуй, и кое-что похуже. Рут пила пиво, а миссис Поммерой – фруктовый пунш. Рут рассказала миссис Поммерой о том, как навестила мать.
– Как Рики? – спросила миссис Поммерой.
– Ой, даже не знаю. Он просто, понимаете… Все время мечется.
– Какое же это было горе, когда родился этот ребенок. Знаешь, я ведь никогда его не видела, бедняжечку.
– Знаю.
– И твою бедную маму я после этого не видела. «Тва-аю бе-адную ма-амоучку…» Рут так соскучилась по акценту миссис Поммерой.
– Знаю.
– Я пыталась ей дозвониться. И
– О нет, все очень плохо.
– Мне показалось, что нет ничего такого, о чем бы мы тут не могли позаботиться. Что ему было нужно? Не так много ему было нужно. Ну, какие-то лекарства. Это просто. Господи, мистер Кобб каждый божий день пьет лекарства от своего «сахарка». Живет же. А что еще было нужно Рики? Чтобы кто-то за ним присматривал. Мы бы присмотрели. Это же ребенок! Нашлось бы тут для него местечко. Я ей так и сказала. Она все плакала и плакала.
– Все остальные говорили, что его следует поместить в специальное заведение.
– Кто говорил? Вера Эллис это говорила. Кто еще?
– Врачи.
– Ей лучше было привести своего ребенка сюда, в его дом. И ему тут было бы хорошо. Она и сейчас может его сюда привезти. Мы бы об этом ребенке позаботились не хуже других.
– Она мне сказала, что вы были ее единственной подругой. Она сказала, что только вы здесь и были к ней добры.
– Приятно слышать. Но это не так. К ней все были добры.
– Только не Ангус Адамс.
– О, он ее любил.
– Любил?
– Она нравилась ему так же, как все остальные.
Рут рассмеялась и спросила:
– Вам никогда не встречался кое-кто по имени Оуни Вишнелл?
– Это кто? С Корн-Хейвена?
– Племянник пастора Вишнелла.
– А, да. Здоровенный такой, блондинистый.
– Да.
– Я знаю, кто он такой.
Рут ничего не сказала.
– А что? – спросила миссис Поммерой. – Почему ты спрашиваешь?
– Просто так, – ответила Рут.
