— У тебя что же, нет нормальной работы? — осведомилась Петра.
— Я не могу постоянно вам напоминать о том, что на ты мы не переходили, — холодно возразила Эвелин. У нее определенно не было бы никаких проблем с персоналом, стань она какой-нибудь шефиней. В данном контексте случай Петры даже не рассматривался бы. — Кстати, в настоящее время у меня нет нормальной работы. У меня как раз наступил шаббат.[18]
Петра выпучила глаза. Держу пари, она не знала, что такое шаббат, и хотела сказать что-то умное. К счастью, в этот момент в магазин вошел покупатель, и, к счастью, это был мужчина, так что Петра с любезной улыбкой направилась ему навстречу, повиливая задом.
— Я уже еле сдерживаю кулаки, — шепнула мне Эвелин. — Но было бы очень неплохо, если бы ты провела меня по всему хозяйству и кое-что мне объяснила. Штефан считает, что знает все не так хорошо, как ты.
Это было в общем и целом верно. В отношении производства и выращивания растений Штефан был куда менее подготовлен, нежели в экономическом плане.
— Мы выйдем, работай, — сказала я Петре. — Да-да.
Я взяла Эвелин под руку и повела прочь из магазина. Было очень мило с ее стороны, что она интересуется моими растениями. Впрочем, забыть обо всем остальном я была пока не в силах.
— И как прошла твоя первая ночь в нашем доме? — спросила я намного веселее, чем могла себе представить.
— Не спрашивай, — довольно недружелюбно ответила Эвелин. — Иначе я поинтересуюсь, откуда та жуткая вонь, что царит в вашей гостевой комнате.
— Зато ваш гостевой диван очень удобен, — сказала я несколько тише, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь меня не услышал.
— Я это прекрасно знаю, — резко сказала Эвелин.
Я предпочла закрыть щекотливую тему и сконцентрироваться на обязанностях экскурсовода. Мне нравилось водить людей по своему хозяйству. Я мало в чем сумела проявить себя в жизни, но за свои растения всегда испытывала гордость.
Для полноты картины я сразу начала с показа площадки великолепных душистых бегоний, газонных трав, петуний в оранжерее.
— Этому великолепию мы обязаны тем, что в апреле снова были в прибыли. Четыре евро семьдесят центов дохода.
— За каждый цветок? — респектабельно спросила Эвелин.
— За месяц, — ответила я. — Если верить расчетам Штефана, то нам следует заполнить этим материалом все оранжереи. Он тут намедни кое-что посчитал, где-то четырнадцать центов чистой прибыли с растения… если тебе это интересно, расспроси его сама.
— Четыре евро семьдесят. Ничего себе хлебушек, — пробормотала Эвелин и бросила долгий пренебрежительный взгляд на бегонии.
В следующей оранжерее мы задержались намного дольше. Здесь находились элитные черенки самшита, которые я уже оформила в виде готового материала в вазы, кадушки и горшки. Многое из представленного здесь я выращивала и выводила более десяти лет.
— Девять различных сортов, — с гордостью произнесла я. — На самом деле их значительно больше, но здесь представлены лучшие. Самшит для меня абсолютный фаворит среди растений. Я очень много времени уделяю также черенкам лавровишни и бирючины, но даже они не сравнятся с самшитом. Один его запах… — Я повела носом, словно в каком-то экстазе.
Элизабет всегда говорила, что мои самшиты непременно окажутся среди тех десяти вещей, что я возьму с собой на необитаемый остров. Или в закрытую психиатрическую клинику.
Эвелин осмотрелась вокруг.
— Должно быть, они стоят целое состояние.
— Да, — вздохнула я. — Некоторые оцениваются в тысячи евро… Но знаешь, сколько потребовалось лет, чтобы они доросли до таких размеров? Я теперь просто не могу с ними расстаться.
— Глупости, — ответила Эвелин. — Ты еще хуже, чем тот художник, который скорее помрет с голоду, чем продаст хоть одну из своих картин. Ведь самая главная положительная сторона этого дела состоит в том, что каждый самшит каждым своим листиком лишь умножает свою ценность, неужели это непонятно?
У меня возникло ощущение, что Эвелин и здесь пытается навязать мне свою волю. Да, правда, я сама выглядела словно кочан цветной капусты и под ногтями у меня вечно была земля, но в растениях я кое-что понимала. И в этой области Эвелин не имела никаких шансов получить надо мной превосходство.
— Хочешь посмотреть на мои кустарники?
— Конечно, — ответила Эвелин.
И хотя я вовсе не была уверена, что интерес ее был искренен, своим ответом она заработала дополнительное очко в моих глазах. Потому что ничто не радовало меня больше, чем возможность поболтать о своих растениях. Как неоднократно говорилось, именно в этом было мое миссионерское предназначение на этом свете: чем больше людей приобщится к радости садоводства, тем лучше. Эвелин терпеливо ходила за мной по оранжерее и позволяла рассказывать о каждом растении, к которому особенно лежало мое сердце. А таких здесь было немало.
— Растения, приобретенные в прошлом году, должны были обязательно перезимовать в открытом грунте, — объясняла я. — Ничего хорошего в том, чтобы впаривать клиентам непроверенные сорта, я не нахожу.
— Я не могу понять только одного: почему дело не процветает? — произнесла Эвелин, останавливаясь перед плантацией голубых маков. — Ведь в наших краях у вас нет совершенно никакой конкуренции.
— Не считая «Цветов Мюллера», — согласилась я с ней. — Но они занимаются преимущественно продажей срезанных живых цветов, комнатных растений и садовых однолетников.
Собственно, это было верно: наше положение на рынке было практически идеальным. Ближайшее подобное нашему хозяйство (насколько я знала) находилось в сорока километрах отсюда. И я не знала поблизости даже ни одной школы ландшафтного дизайна. Конечно, многие супермаркеты в городе имели садоводческие отделы, но кто поедет в город за несколькими цветочками?
— Нет, я думаю, что наш главный конкурент — это фирмы, занимающиеся почтовой рассылкой. Большинство людей здесь привыкли выписывать интересующие их растения по каталогам.
— И это процветает? — спросила Эвелин таким голосом, словно ее осенила совершенно неожиданная идея. — А ты тоже получаешь свой материал по каталогам? По закупочной цене?
— Нет, конечно, нет. Все удобрения мы получаем из одного большого хозяйства в Голландии. Оно экологически чистое. Это совершенно натуральный перегной и навоз.
— А твои растения?
— О, семена я заказываю у производителей, многие прямо из Англии. А розы, самшит и клематис вывожу из черенков, которые нахожу в других садах. Иногда в парках, лесах и так далее. Если я вижу где- нибудь что-то интересное, то стараюсь тут же это заполучить. В прежние времена я даже перелезала ради черенков через глухие заборы и стены. К счастью, сегодня есть Интернет. Там теперь можно найти все, что можно себе представить, и о семенах, и о рассаде, и о кустарниках. Даже такие запрещенные вещи, как сонный мак. Его цветы просто великолепны, но, к сожалению, разводить его нельзя, потому что можно попасть под действие закона о наркотиках.
— Правда? — протяжно спросила Эвелин.
— Да, представь себе. При этом ни единая свинья не знает, как из его семян делать опиум.
Лицо Эвелин просветлело.
— Все это намного интереснее, чем я себе представляла.
— Правда? — недоверчиво спросила я.
— Еще бы. Я получила такой заряд бодрости от одной-единственной клумбы. Как ты думаешь, я смогла бы иметь свою?
Она выглядела словно ребенок, получивший в руки на Рождество первый собственный набор химических приборов и желающий тут же зажечь маленькую горелку, чтобы начать ставить опыты. Я была
