макияж, выбрав нейтральный цвет для губ, но подчеркнув свой драматический, туманный взор.
— В тридцать лет я по-прежнему сногсшибательна, — вслух сказала я, стоя перед зеркалом и пытаясь не замечать крошечных морщинок вокруг глаз и не думать о том, что я разменяла четвертый десяток и скоро начну терять два своих главных преимущества: молодость и красоту. Меня охватило неведомое ранее чувство неуверенности в себе, но я отбросила его, взяв десятку от тети Кларисс, чтобы заплатить таксисту, и вышла.
Через пятнадцать минут я кошачьей походкой плыла к Маркусу.
Он присвистнул:
— Потрясающе выглядишь!
— Спасибо. — Я улыбнулась, заметив, что он одет в старые вельветовые брюки, линялый серый свитер и стоптанные ботинки. Вспомнила, как Клэр неодобрительно сдвинула брови, услышав о Маркусе. Может быть, его неряшливость — еще одна причина ее недовольства. Не богемная небрежность — потертые джинсы от «Дольче» и все такое, а именно неряшливость.
— Не обижайся, но ты выглядишь далеко не так потрясающе, — заметила я. (Однажды Рейчел сказала мне, что когда собираешься сообщить что-нибудь неприятное, то лучше начать фразу со слов «не обижайся».)
— Никакой обиды, — ответил Маркус.
— Пожалуйста, переоденься, а это все выкинь. К твоему сведению, коричневый не сочетается с серым… хотя иногда модельеры позволяют себе это.
— Ну же, Маркус. Неужели так трудно надеть хотя бы какие-нибудь штаны защитного цвета и свитер, который был куплен не более чем шесть лет назад.
— Я останусь в этом. Мы немного поспорили, и я наконец сдалась.
В любом случае никто особенно не будет глазеть на Маркуса. По крайней мере пока рядом с ним буду я. По пути к двери я услышала раскат грома и попросила Маркуса взять зонт.
— У меня его нет, — ответил он, явно этим гордясь. — И никогда не было.
Я сказала, что абсолютно не понимаю, как можно обходиться без зонтика. Люди, конечно, их иногда теряют, оставляют в магазинах или в такси, когда дождь заканчивается, и не вспоминают об этом, пока зонтик не понадобится снова. Но как можно просто его не иметь?
— Что, если мне не хочется мокнуть? — спросила я.
Он протянул мне полиэтиленовый пакет.
— Держи.
— Очень стильно, — съязвила я.
Вечер начинался не самым веселым образом.
И стало только хуже, когда мы остановились на углу, пытаясь поймать такси, — это почти невозможно в дождь. Ничто на Манхэттене не раздражает меня сильнее, чем необходимость стоять на высоких каблуках под проливным дождем. Когда я высказала это Маркусу, он предложил пробежаться до метро.
Я нахмурилась и сказала, что не собираюсь бегать на шпильках. И кроме того, эти туфли вообще не предназначены для поездок в метро. Когда наконец, перед нами остановилось такси, мой левый каблук застрял в решетке канализации, да так плотно, что мне пришлось вытащить ногу из туфли, нагнуться и освободить пленницу. Пока я изучала исцарапанный задник, полиэтиленовый пакет улетел, и капли дождя забарабанили по моему лбу.
Маркус хихикнул и сказал:
— По-моему, этим туфлям было бы лучше в метро.
Я свирепо взглянула на него, а он первым забрался в такси и назвал водителю адрес. Я не смогла вспомнить, что за ресторан находится по этому адресу, и помолилась: пусть это окажется какое-нибудь хорошее место — подходящее для того, чтобы отметить там тридцатый день рождения.
Пару минут спустя я поняла, что идея Маркуса относительно праздничного ужина в честь тридцатилетия не находит отклика в моем сердце — так можно было бы отметить, например, двадцати шестилетие, особенно с парнем, с которым ты собираешься порвать или который не слишком сильно в тебя влюблен. Он привез меня в итальянский ресторанчик, о котором я никогда не слышала, где-то на окраине, куда меня в жизни не заносило. Разумеется, среди всех посетителей только я одна была в туфлях от кутюр. Еда там оказалась ужасная. Черствая, разогретая в микроволновке пицца, которую кладут перед тобой на стол в красном полиэтиленовом пакете, и отвратительная паста. Единственной причиной, по которой я все это выдержала и дождалась десерта, было желание посмотреть, додумался ли Маркус по крайней мере заказать торт со свечками — или что-нибудь столь же торжественное или необычное. В результате я получила пирожное без всяких праздничных атрибутов. Даже без цельной клубники. Когда я ковыряла его вилкой, Маркус спросил, не хочется ли мне взглянуть на подарок.
— Конечно, — сказала я, равнодушно пожав плечами.
Он протянул мне футляр, и секунду я была в предвкушении. Но в выборе подарка Маркус руководствовался теми же принципами, что и в выборе ресторана. Фасолеобразные серьги в серебряной оправе. Никакой платины, никакого белого золота. Да, это были серьги от Тиффани, но, так сказать, второсортные и провинциальные. И опять-таки, такие украшения дарят на двадцать шесть лет, а не на тридцать. Подарок Клэр был лучше. По крайней мере, в форме сердца, а не овоща.
Маркус заплатил по счету, а я окончательно поняла: нет ни малейшего шанса на то, что эти фасолины являются всего лишь прелюдией к кольцу с бриллиантом, спрятанному где- нибудь в кармане пиджака. Я как можно искреннее поблагодарила его за серьги и убрала их в футляр.
— Ты их не примеришь? — спросил Маркус.
— Не сегодня, — сказала я. (Я не собиралась снимать свои серьги с бриллиантами, которые по иронии судьбы подарил мне Декс на двадцати шестилетие.)
После ужина мы с Маркусом отправились пропустить по глоточку в «Плаза» (моя идея!), а потом вернулись к нему и занялись любовью (его идея!). Впервые за все время совместной жизни с Маркусом у меня не было оргазма. Ни капельки. А что еще хуже, он этого не понял, даже когда я нахмурилась и вздохнула — олицетворение неудовлетворенной женщины. Маркус отвернулся и задышал глубоко и ровно. Он засыпал. День неудачно начался и точно так же закончился.
— Это значит, что обручального кольца не будет? — громко спросила я.
Он ничего не ответил, тогда я высказалась по поводу того, что «кто-то теряет, а кто-то находит».
Маркус сел, вздохнул и сказал:
— Дарси, чем ты опять недовольна?
С этого и началось. У нас разгорелась настоящая ссора. Я назвала его бесчувственным — он сказал, что я чересчур требовательна. Я ответила, что он просто ничтожество, — он возразил, что я чересчур избалованна. Я объяснила, что серьги в виде фасолин — плохой подарок. Он сказал, что охотно вернет их в магазин. А потом я, кажется, крикнула, что лучше бы Декс был на его месте. И что нам вообще не следует жениться. Он ничего не ответил. Просто равнодушно посмотрел на меня. Я добивалась вовсе не этого. Я вспомнила, как говорила Рейчел: «Противоположность любви — это не ненависть, а равнодушие». Так вот
