взглянул на меня.
Я подумала, как хорошо мне было тогда, и заплакала. Не только потому, что ностальгировала по старым добрым временам, хотя это действительно было так. А главным образом оттого, что я, как мне показалось, стала одной из тех женщин, которым только и остается что смотреть на школьные фотографии и тосковать по былому счастью.
14
На следующее утро я услышала легкий стук в дверь и мамин голос:
— Дарси, ты спишь? От ее доброжелательного тона — такого задушевного — мне стало еще хуже.
— Заходи, — сказала я, ощущая тошноту.
Мама вошла и села у меня в ногах.
— Милая, вовсе не нужно так огорчаться, — сказала она, гладя мои лодыжки через одеяло.
— Ничего не могу поделать. Знаю, что вы его просто возненавидели.
— Мне понравился Маркус, — слабо возразила она.
— Неправда. После того, что было вчера вечером, он просто не мог тебе понравиться. Он открыл рот только затем, чтобы объявить, что однажды собирается меня бросить.
Она непонимающе взглянула на меня:
— Бросить?
— Ну… его шуточка насчет «следующей жены», — сказала я, перекатывая голову по подушке туда-сюда.
— Да, но ведь ты же не собираешься выходить за этого мужчину замуж, правда? — шепотом спросила она.
Тут мне все стало окончательно ясно.
— Все возможно, — всхлипнула я. Мама явно обеспокоилась и прошептала:
— Ведь с Маркусом ты, наверное, просто хочешь отвлечься?
Я фыркнула и взглянула на нее, размышляя, не сообщить ли ей всю правду прямо сейчас: «Через несколько месяцев ты станешь бабушкой». Но вместо этого я сказала:
— Просто ему нелегко.
— Ну, если он не начнет вести себя прилично, брось его и начни все сначала, — сказала мама, сплетая пальцы. — Ты же достойна лучшего и можешь прекрасно устроить свою личную жизнь.
Если бы это было так просто. Если бы я действительно могла вернуться в прошлое и исправить ошибку. Когда я поняла, что это невозможно и теперь всю жизнь мне предстоит мучиться с Маркусом, мне стало совсем тошно. Я сказала маме, что плохо себя чувствую и мне, пожалуй, стоит еще пару часов поспать.
— Конечно, милая. Отдыхай. Я только заберу белье.
Обычно белье всегда забирала домработница, так что мамины слова были еще одним подтверждением того, насколько жалко я выгляжу.
— Грязное белье вон в том пакете, — сказала я и закрыла глаза. — И пожалуйста, не бросай в стиральную машину мои лифчики. Они очень тонкие.
— Хорошо, дорогая.
Я слышала, как она открывает мой чемодан и раскладывает вещи. Вдруг до меня донесся вздох. Мамины вздохи — это ее «фирменный стиль». Затем последовал драматический стон такой силы, что я подскочила в постели. Сначала я подумала, что ее поразило количество грязного белья. А потом я вспомнила, что в последнюю минуту сунула в чемодан книгу «Советы будущей матери».
— Ради Бога, что это такое?
Мне ничего не оставалось кроме как признаться:
Она снова вздохнула, сжала виски ладонями и затрясла головой:
— Нет. Быть этого не может.
— Да, — сказала я.
— От Декса? — с надеждой спросила она. Маме очень хотелось, чтобы отцом ребенка оказался Декс. Ей так хотелось верить в то, что я еще могу воссоединиться с идеальным мужчиной и все вернется на круги своя.
Я отрицательно покачала головой:
— Нет. От Маркуса.
Мама без сил опустилась на кровать, стиснула одеяло в руках и заплакала. Честно говоря, я вовсе не так представляла себе эту сцену.
— Мама, пожалуйста! Ты могла бы и порадоваться за меня.
Она немедленно перешла от скорби к ярости:
— Как ты могла так испортить себе жизнь? Твой парень просто ужасен!
— Он не ужасен. Он действительно может быть очень милым, — сказала я, вспомнив, однако, что уже очень-очень давно Маркус не был милым или хотя бы забавным. — И я выхожу за него замуж, мама. Хватит.
— Нет! Нет! Нет! Ты не можешь так поступить, Дарси.
— Могу.
— Ты просто губишь себя. Он тебя недостоин. Ни капельки! — выкрикнула она, и глаза у нее снова наполнились слезами.
— Из-за одной шуточки?
— Из-за всего. Потому что вы друг другу не подходите. Потому что он ужасно себя вел вчера вечером. Декс никогда бы не стал…
— Прекрати говорить о Дексе! Теперь у меня есть Маркус! — повысила я голос, не думая о том, что меня могут услышать.
— Ты разрушила свою жизнь! — завопила она. — И мы с твоим отцом не собираемся просто наблюдать, как ты себя губишь!
— Ничего я не разрушила, мама. Я люблю Маркуса, и мы собираемся пожениться. У нас будет ребенок. И лучше тебе с этим смириться. Или ты будешь одной из тех женщин, которые приходят на разные телешоу и жалуются, что они ни разу в жизни не видели внуков, — сказала я, резко сбросила одеяло и решительно зашагала в комнату для гостей — в объятия будущего супруга.
Почему-то окончательно убеждаешься в том, что выбрала наилучший вариант, именно тогда, когда мама твердит тебе, что ты ошиблась.
Вскоре мы с Маркусом, собрав вещи, стояли на углу нашей улицы и ждали, пока подъедет вызванное мной такси. Никто — даже мой неизменно оптимистично настроенный братец — не попытался нас остановить. Такси доставило нас в отель рядом с аэропортом, и там Маркус попытался изобразить раскаяние. Я приняла его извинения, и остаток дня мы провели, занимаясь любовью и сидя перед телевизором в полутемной комнате, пропахшей стиральным порошком и куревом. В целом картина явно была угнетающая, но одновременно очень романтичная. Эта ситуация нас объединила. Мы с Маркусом обсудили мою ссору с мамой и пришли к выводу, что она просто бессердечная и легкомысленная дура.
Когда мы вернулись в Нью-Йорк, у нас дела как будто пошли на лад — ну, по крайней
