побледнел еще больше, хотя, казалось, это уже невозможно. Выложил руки на стол, принялся изучать их.
– Сестра Валентина, – безжизненным тоном произнес он. – Да, я читал об убийстве... – Он словно разговаривал сам с собой. – Чего вы от меня хотите? Вы что же, думаете...
– Зачем она к вам приходила?
– О... – Он безвольным жестом провел ладонью по лицу. – Да ничего особенного. Она копалась в прошлом. Я ничем не смог ей помочь.
– Вы как-то связаны с Церковью?
– С католической Церковью? Не имею ничего общего. Вы же сами видите, я дилер, торгую произведениями искусства. Всегда им был, это наш семейный бизнес. – Он все еще пытался вернуть утраченное самообладание. Протянул руку, поправил фотографию в рамочке на столе. Там, на взлетной полосе, стоял сам он, небрежно опираясь рукой о крыло спортивного самолета. И тогда тоже он был в черном костюме. – Так что ничем не могу быть вам полезен, мсье. А теперь, прошу вас, уйдите. У меня очень много дел. – «Жуки» за толстыми темными стеклами очков так и метались из стороны в сторону.
– Не уйду, пока не получу ряд ответов. – Я подался вперед, смотрел прямо ему в глаза. – У меня есть ваш снимок, Лебек. – И я выложил потрепанную старую фотографию на стол. Он подпрыгнул и отпрянул. Я видел, что страшно напугал его, вот только не понимал почему. – Вот, взгляните, – сказал я. Он отвернулся. Тогда я ухватил его за рукав, дернул, развернул лицом к столу. – Смотрите на этот чертов снимок!
Он снял очки и осторожно вытянул вперед шею, точно боялся, что я ухвачу его за шиворот и ткну лицом в стол.
Моргая, уставился на снимок, потом наклонил голову еще ниже, сощурился. Он был слеп как крот, трудно представить, что человек этот мог когда-то летать на самолете.
– Д'Амбрицци, Рихтер и вы, – сказал я. Тощий, похожий на покойника мужчина с резко изогнутой черной бровью. Прошло сорок лет, но это был, несомненно, он. – Расскажите мне об этом снимке. Кто этот, четвертый?... – Я сделал паузу. – И кто вас тогда снимал? – Я ждал. – Говорите же!
– Но я, право, не могу... – жалобно забормотал он. – Откуда мне знать, кто вы такой?
Я стукнул кулаком по столу. Фотография в рамочке опрокинулась.
Лебек отпрянул. Губы шевелились, но я не слышал ни звука. Потом он хрипло прокаркал:
– Может, это вы убили ее... Нет, нет, не надо, только не бейте! Не трогайте меня!
– Расскажите об этой встрече. Вы, Рихтер, Д'Амбрицци... Вы мне все равно скажете. И чем скорей, тем лучше.
– Может, вы и меня тоже пришли убить... – Тут он набрался мужества и посмотрел мне в глаза, точно надеялся прочесть в них свое будущее. Огромные и влажные темные глаза, они не говорили, они просто кричали. Они вопили, что не у одного меня выдался скверный день. – Может, вы всех нас поубиваете...
– О чем это вы? – вскричал я. Я
– Она приходила сюда, ваша сестра... расспрашивала о тех днях. Я знал, что рано или поздно это случится. Прошлое... оно всегда догоняет. Кто вас послал? – Глаза плавали, стремясь встретиться с моими. Пальцы нащупывали очки в тяжелой черной оправе.
– Я уже сказал, зачем пришел.
– Это Саймон? Это он прислал вас, да?
– Кто такой Саймон? Четвертый человек на снимке? Или тот, кто снимал?
Он медленно покачал головой. Он плохо справлялся с обрушившимся на него несчастьем.
– Вы прилетели из Рима? Я прав? – Он облизал сухие потрескавшиеся губы. – Ради бога, заклинаю, только не убивайте меня сейчас!... После всех этих лет... Ваша сестра погибла... мой брат мертв... неужели вам все мало?...
– Ваш брат? Но при чем здесь, скажите на милость, ваш брат?
– Этот снимок, – пробормотал он. Потом откашлялся, пытаясь скрыть страх. Он старел прямо у меня на глазах. – Это не я на снимке. Это мой брат... Ги Лебек. Отец Ги Лебек. Он был на десять лет старше меня. Священник... Я ничего не знаю об этом снимке. Прошу вас, пожалуйста, поверьте мне!... – Теперь он уже не боялся. Просто был мрачен. – Его тоже убили, как и вашу сестру, мистер Дрискил... Давно, в Париже. Еще во время войны. Убили на кладбище при церкви. Он лежал у надгробного камня, шея сломана, жизнь покинула тело...
Я взял снимок, попятился от стола, наткнулся на кресло и сел.
– Простите меня, – выдавил я наконец. – Я не знал, я не мог этого знать. – Он тяжело дышал, музыка Вивальди продолжала литься откуда-то сверху. – С чего это вы вообразили, что я пришел вас убивать? Кто такой Саймон? С чего взяли, что меня прислали из Рима? Нет, я решительно не понимаю, что происходит!
– Послушайте... – медленно начал он. Надел очки, взялся за подлокотники кресла. – Они и вас тоже убьют. Даже не сомневайтесь. Вы теперь далеко от дома и лезете в дела, которые вас не касаются. Все это в прошлом, и вам никогда не понять... Так что езжайте себе домой, мистер Дрискил, забудьте нас, Богом вас заклинаю! И тогда, возможно, они позволят вам жить дальше. Вы понимаете, что я вам говорю? Поезжайте домой, скорбите там по сестре и... живите! Вы невинны, и эта невинность – единственная ваша защита. Так используйте ее, спрячьтесь за свое неведение. А теперь, прошу вас, уходите. Мне нечего больше вам сказать. Нечего!
Я вышел, а он остался за столом. Сидел и разглядывал свои руки.
Я спускался по зависшей в воздухе лестнице и увидел красивую девушку, которая встретила меня, а потом проводила в кабинет Лебека. Она улыбнулась и спросила, все ли прошло хорошо. В ответ я лишь пожал плечами и, продолжая спускаться, чувствовал на себе ее взгляд.
