— Когда мне было двенадцать, я знал одну девчонку года на два-три постарше меня. Банни Суит ее звали, мы жили по соседству. Так вот эта Банни любила старую пластинку Бадди Нокса «Party Doll» и постоянно напевала эту песенку, особенно фразу: «Запущу пальцы в твои власы». Он почему-то так пел — не «волосы», а «власы». И вот как-то раз Банни с двумя своими подружками подошли ко мне и спросили, могут ли они запустить пальцы в мои «власы», как в песне. Им нравилось, что они такие длинные и волнистые. А девчонки они были, что называется, оторви да брось. Шлялись по округе с местными придурками, парнями намного старше их. Знаешь, они были ужасно сексуальные. Ну так я и сказал им — валяйте. Они окружили меня, Банни запустила свои длинные красные ногти в мою шевелюру, и ее подружки тоже.
— И что они сказали?
— Да что-то вроде: «О малыш, они такие мягкие!» Я помню пятна от никотина на их пальцах, их руки пахли духами «Воды Флориды» и сигаретами. Я думал об их руках, как они дрочат своих парней, как помогают им засовывать члены в свои пипки. Нелегко мне пришлось. Когда они закончили, они обнюхали пальцы, а потом вытерли о юбки. Меня это жутко возбудило.
— А больше у тебя ничего с ними не было? — спросила Лула. Она стряхнула пепел с сигареты в ванну.
— Нет, с этими шалавами ничего, — ответил Сейлор. — А потом я с приятелем пошел на вечеринку в дом одной девчонки, с которой я не был знаком. Мы играли в бутылочку, и я удрал в другую комнату с очень даже порядочной на вид девочкой, хорошенькой маленькой блондинкой в голубом клетчатом платье. Мы собирались просто разок поцеловаться и вернуться обратно, но все вышло совсем по-другому. У нее были такие сладкие ярко-красные губы, мы увлеклись, забыв про время и вовсю орудовали языками.
Лула засмеялась:
— Не слабо для двенадцати лет.
— Это было так неожиданно, — отозвался Сейлор. — Для меня, по крайней мере. Надо же, на вид ну прямо пай-девочка — и тут такое… Минут через пять мы услышали, как ребята в другой комнате смеются, орут, свистят. Мы с этой цыпой-лялей разгорячились, аж жуть. И сами себе удивились, как я уже сказал. «Может, лучше выйдем?» — говорит она мне. Мы с ней сидели в какой-то кладовке, там была куча мебели, в приглушенном красном свете ее глаза и губы выглядели огромными. Она положила мне руку на затылок и очень медленно провела пальцами по волосам. Я попытался поцеловать ее еще раз, но она увернулась и выбежала из комнаты. Было слышно, как ребята смеются и орут, даже еще громче, чем раньше. Помню, что принялся было стирать тыльной стороной руки с лица ее помаду, но потом решил оставить как есть и вышел вслед за ней.
Лула швырнула окурок в унитаз:
— Знаешь, Сейлор, об одном я тебе еще не рассказала. Когда мне было шестнадцать, я забеременела.
Сейлор ополоснул лицо и вытерся полотенцем. Он повернулся и прислонился к умывальнику.
— А твоя мама знала об этом? — спросил он.
Лула кивнула:
— Она отвезла меня на аборт в Майами к одному старому доктору, еврею. Помню, у него в ушах и в ноздрях было полным-полно волос. Когда все закончилось, он мне сказал, что все хорошо, я еще смогу иметь детей. Он сделал это в номере пляжного отеля, а потом нам пришлось спуститься на лифте. Я чуть не потеряла сознание, я плакала, стиснув зубы. А мама сказала: «Я надеюсь, ты оценишь то, что мне пришлось потратить шестьсот долларов, не считая расходов на дорогу. Доктор Гольдман лучший специалист по абортам на Юге».
— А ты рассказала об этом парне, который сделал тебе ребенка?
— Это был Делл, мой двоюродный брат. Он с предками приезжал к нам на лето.
— А что с ним сталось?
— Да ничего. Я не сказала маме, что это Делл. Я просто отказалась ответить ей, кто папочка. И Деллу я никогда не говорила. Он вернулся домой в Чаттанугу, и я не видела смысла ему сообщать. А потом с ним случилось нечто ужасное. Через полгода.
— Что именно, лапочка?
— Делл исчез. Сперва он стал каким-то странным. Например, подходил к людям каждые пятнадцать минут и спрашивал, чем они занимаются. Он был вроде как не в себе и выкидывал еще всякие фортели.
— Какие фортели? — спросил Сейлор.
— Ну, например, мама мне рассказывала, как тетя Рути, мама Делла, как-то застала его глубокой ночью на кухне, он был одет и делал сандвичи. Тетя Рути спросила его, что он делает, а Делл ответил, что он готовит себе ланч и собирается на работу. Он сварщиком работал. Она отправила его в постель. А потом его заклинило на погоде. Все повторял, что дождь насылают пришельцы из космоса, они с его помощью шпионят за нами. А еще про людей в черных перчатках с железными руками, которые повсюду следуют за ним.
— Может, это были дождевые парни из космоса? — хмыкнул Сейлор.
— Все это не так уж забавно обернулось, — вздохнула Лула. — В декабре, перед Рождеством, Делл исчез, тетя Рути наняла частного детектива, чтобы найти его. Его не было почти месяц, а потом как-то утром он объявился дома. Сказал, что ехал на работу и вдруг очутился во Флориде, в Сарасоте, на прекрасном пляже, и решил там немного отдохнуть. Детектив обошелся тете Рути в тысячу долларов. А потом Делл снова сбежал, и с тех пор его никто не видел.
— Да нет, он не псих, — заметил Сейлор. — Может, он просто решил изменить свою жизнь.
— И еще кое-что о Делле, — добавила Лула.
— Что же?
— Когда ему исполнилось семнадцать, он начал терять волосы.
— И что?
— Сейчас ему двадцать четыре. Всего на год старше тебя, а почти совсем лысый.
— Ну, с людьми случаются вещи и похуже, милая.
— Догадываюсь, — ответила Лула. — Но волосы тоже что-то значат.
Южный персик
Сейлор и Лула сидели, потягивая напитки, за угловым столиком у окна в кафе «Не забывай меня». Лула пила холодный чай с тремя кусками сахара, а Сейлор — «Хай Лайф» прямо из бутылки. Они заказали жареных устриц с капустным салатом и теперь наслаждались видом из окна. Небо было темно-серым с желтыми и красными полосами, всходил узкий серпик луны, внизу простиралась черная гладь океана.
— Эта вода напоминает мне о ванне Бадди Фейвра, — произнес Сейлор.
— Как это? — удивилась Лула.
— Бадди Фейвр — это приятель моего отца, они вместе охотились на уток. Он принимал ванну каждый вечер. Бадди был коренастым парнем, с усами, козлиной бородкой и раскосыми глазами — на вид сущий дьявол, а так парень как парень. Он работал автомехаником на больших восемнадцатиколесных грузовиках и, естественно, весь перемазывался. Поэтому вечерами, вернувшись домой, он отмокал в ванне с пеной, а вода постепенно становилась сперва густо-серой, потом черной, прямо как океан сегодня. Папа заходил к нему в ванную и сидел около него в кресле, потягивая «Ай Ви Харпер», пока Бадди отмывался. Иногда он и меня с собой брал. Каждый вечер, сидя в ванной, Бадди выкуривал косяк. Он и папе предлагал, но тот предпочитал виски. Папа говорил, что эту травку привозят из Панамы и что в один прекрасный день Бадди от нее перекинется.
— И он перекинулся?
— Не знаю, милая. После папиной смерти я потерял с ним связь. Бадди парень упорный, так что наверняка в конце концов даст дуба, если уже не дал.
— А когда ты впервые кайф словил, Сейлор? Ты помнишь?
