поймешь: есть ли сходство с Цезарем или нет?
Из дачной калитки вышел другой мужчина, пожилой, голова чуть набок, усы пышные, пшеничные. Портрета Помпея я отродясь не видал. Попробуй установи сходство!
– Василь Палыч, – сказал мужчина, обращаясь к моему собеседнику, – за пивом не хочешь сбегать?
– Успеется, Георгий Михалыч, – ответил дядя Вася. – Вот товарищ машинами интересуется.
– Здрасте! – сказал я.
– Привет! – ответил дядя Жора.
– Машины нынче ненадежны, – сказал я и кинул первый пробный камень: – Раньше, бывало, кони несут карету – красота! Кони сытые, бьют копытами… и никаких запчастей не требуют.
– Я тоже люблю лошадей, – оживился дядя Жора. – Иногда балуюсь, хожу на Московский ипподром. Но Орловские дерби не скоро, в конце июня. А я предпочитаю серьезные соревнования с крупными призами. Впрочем, играю по маленькой. Больше так, слежу за развитием конного спорта в нашей стране и за рубежом…
И дядя Жора вытащил зачем-то секундомер и щелкнул кнопкой.
«Хитрющий дядя, – подумал я. – Вывернулся. Придется сделать второй заход».
– Квот лицет Йови, нон лицет бови, – чуть запинаясь с непривычки, произнес я вы читанную в словаре латинскую пословицу, которая означала: «Что дозволено Юпитеру, то недозволено быку!» Как вы сами понимаете, к разговору нашему это не имело никакого от ношения – и Юпитер и бык были здесь абсолютно ни при чем, но я старался любыми путями выйти на интересующую меня тему.
Мои новые знакомые как-то странно переглянулись («Ну, – подумал я, – кажется, клюнуло»), потом дядя Жора почесал подбородок и с иронией произнес:
– Вроде магазин только открылся, а товарищ, интересующийся машинами, успел уже поднабраться…
– Если он думает, что в дачной местности можно нецензурно выражаться, – сурово заметил дядя Вася, – то имейте в виду, тут милиционер рядом живет.
– Товарищи, я не ругаюсь, – смущенно залепетал я, – это латинское…
– Чего ты там пил, латинское или кахетинское, – перебил дядя Вася, – меня не волнует. Оправдываться будешь в милиции.
– Товарищи, да я не сообразил… – начал было я.
Но дядя Вася опять меня перебил:
– Мы на троих не соображаем! Дуй на станцию. Там найдешь собутыльников. И то вряд ли. У нас алкоголиков с каждым днем всё меньше и меньше.
– Я просто хотел спросить, – забормотал я, понимая, что всё потеряно и моя дипломатия потерпела полный крах, – не сдают ли поблизости дачу на летний сезон?
– Мы не сдаём, – отрезал дядя Вася и решительно полез под машину.
Дядя Жора недружелюбно на меня покосился, и даже коты ощерились и зашипели.
Я пошел дальше по улице, стараясь не оборачиваться, а когда все-таки оглянулся, из-под «Запорожца» по-прежнему торчали ноги дяди Васи, а дяди Жоры не было видно.
«Бессмысленно разговаривать с людьми, – думал я, – когда они не хотят с тобой общаться. И с какой стати им раскрывать тайну первому встречному? А сошлись я на Женю, меня бы подняли на смех, да и Женьке бы влетело – дескать, зачем болтаешь?»
Я остановился, осмотрелся и, крадучись вдоль забора, вернулся к даче. Вот он, погреб, похожий на маленький земляной холм (вход в погреб с противоположной стороны мне виден не был), а вот и знаменитая Женина ель, которая светилась голубым сиянием в новогоднюю ночь. Ель высокая, раскидистая, красивая ёлка, конечно, но ничего такого особенного в ней не было – дерево как дерево. Из чистого любопытства я просунул руку между досками забора и прикоснулся к стволу. Дерево мерно подрагивало, как будто в глубине, под его корнями, земля сотрясалась от марша легионов, от глухой поступи многотысячной конницы, и эта дрожь передалась мне, и я стоял долго-долго, прилипнув к забору, прислушиваясь, пытаясь проникнуть в тайны земли, и со стороны, наверно, это было смешное и нелепое зрелище.
Что я услышал там, около ели, рассказывать не буду. Вполне вероятно, мне просто кое- что почудилось. А может, дерево подрагивало от проходившей мимо электрички?
Высоко в небе пророкотал самолет. Я глянул наверх, на серебристую птицу, тянувшую за собой туманный след, и подумал, что не случайно здесь растёт ель, похожая на космическую ракету. В мире всё взаимосвязано. И вряд ли бы летали самолёты и космические корабли, если бы когда-то на земле не родился человек по имени Икар…
Я вытащил из щели руку и прямиком на правился к станции. По дороге я размышлял о том, как мало мы знаем о жизни теперешней и ещё меньше – о жизни наших предков. Мы убеждены, что люди давно прошедших веков исчезли бесследно, оставив после себя только памятники архитектуры, книги, легенды. Конечно, исторические памятники и реликвии будят наше воображение. Конечно, книги и легенды доносят до нас отзвук той, давно прошедшей жизни. Но неужели жизнь миллионов наших предшественников канула в вечность? И что такое эта вечность? Не хранятся ли в уголках нашей памяти картины и сцены давно минувших веков? И вдруг эти давно минувшие века гораздо ближе к настоящему, чем нам иногда кажется?
Примечания
1
Пионер Женя Сидоров зарекомендовал себя человеком исключительной честности и правдивости, однако этот эпизод вызывает у автора некоторые сомнения. Автор решительно отмежевывается от всех лингвистических новаций, оставляя все фольклорные находки на совести Жени Сидорова.
