бумажные дензнаки превращал в нетленный драгметалл и ценные камушки, которые занимали очень мало места в тайниках.
– Леопольд! – обратился Бубенчиков к своему помощнику. – Садись сюда, поближе…
– Слушаю.
– В портфеле твоя доля.
Лелик запустил руку в одно из отделений…
С Леликом Юродивого свел случай. Однажды в ресторане на его глазах произошла драка. Плечистый молодец, играючись, расшвырял забияк. Бубенчиков исподволь, не торопясь, привязывал к себе Леопольда, что, впрочем, особого труда не требовало – крепыш любил жить на широкую ногу. Игнатий знал о нем немало. Лелик Турчинский, в прошлом перспективный боксер, любимец публики. И неожиданное фиаско. Спекуляция заграничным тряпьем – и чемпион был нокаутирован собственной жадностью. До суда дело не дошло, но путь на большой ринг был закрыт.
Некоторое время он пожинал плоды былой популярности, но все в мире течет, все изменяется…
Когда его приглядел Бубенчиков, Леопольд успел сменить с десяток предприятий, на которых не хотели мириться с его неуживчивым, вздорным характером.
Своего покровителя Турчинский в душе презирал, но понимал, что существовать без него уже не может. Быстро привык к 'сладкой' жизни.
– …И последнее… – Бубенчиков неожиданно вскочил на ноги и мягким, кошачьим шагом подошел к двери кабинета.
На миг застыл, прислушиваясь, затем резко рванул дверь на себя – бледный и растерянный метрдотель влетел к ним и едва не растянулся, зацепившись за складку на ковровой дорожке.
– Ах, извините! – заплетающимся языком вдруг забормотал Юродивый. – Где тут у вас…
– Прошу… пожалуйста… Сюда… – метрдотель оправился от замешательства и, придерживая Игнатия за локоть, вышел вместе с ним в коридор. Минуты через три Игнатий возвратился.
– Посмотри… – скомандовал 'протрезвевший' Бубенчиков.
Леопольд приоткрыл дверь – никого.
– Подслушивал, гад… – сжал кулаки Турчинский.
– А, пусть его… – легкомысленно засмеялся Юродивый. И уже серьезно, даже строго спросил:
– Где человек?
– Ждет. – Лелик посмотрел на часы. – Но…
– Да… – понял его Бубенчиков. – Едем на дачу. И стены имеют уши. Как видишь – факт. Предупреди его. Подберем по пути. Расплатись. Через десять минут уходим.
Леопольд шагнул к выходу.
– Постой… – Бубенчиков оглянулся на опьяневших девиц, болтавших без умолку на диване. – За любителем подслушивать понаблюдай. Справочки наведи.
Леопольд вышел. Игнатий, хмурясь, задумался. 'Где я его видел? А видел точно… Где и когда?'
12
Нестеренко опрашивал соседей Лежи Баса. Но, увы, ничего существенного узнать не удалось. Все, словно сговорившись, отвечали на его вопросы уклончиво и однообразно: 'Не знаю, не видела, не помню…' А толстая неопрятная старуха со странной фамилией Скокотовская, когда старший оперуполномоченный спросил о друзьях Лехи, сказала: 'Я их не считаю. Нужны они мне… Их столько, что до Казанского вокзала не переставишь… Паразиты…'
Ярко накрашенная блондинка в платочке, под которым угадывались бигуди, томно закатывала глаза, кокетливо улыбалась Нестеренко. Он уже битый час пытался направить разговор в нужное русло – и безуспешно. Официантка кафе 'Орбита' Антонина Месропян (в девичестве Квочкина), квартира которой находилась через стенку от жилья Свистунова, недавно пришла с работы и явно нуждалась в собеседнике. Она была последней надеждой капитана. Усталый и злой, Нестеренко сидел и слушал ее излияния, изредка пытаясь вставить вопросы в бурный словесный поток.
– …Нет, но вы представляете, как меня оскорбил этот тип! Назвал размалеванной дурой!
'Господи, когда это закончится!?' – мысленно возопил капитан, прикидывая, как бы потактичней откланяться – похоже, что и Месропян-Квочкина ничего не добавит к тому, что он уже знал о Свистунове.
Нестеренко, воспользовавшись секундной паузой, словно ошпаренный, сорвался со стула:
– До свидания, спасибо, извините, спешу! Служба…
– Постойте, вы куда? Вам ведь нужно было узнать, кто приходил второго июля к Лешке?
– В общем-то да… – Капитан остановился у порога.
– Вечером второго июля? Ну, как же, знаю я его, видела – приходил он к Лешке с месяц назад. Здоровенный мужик. Плечи – во! Нестеренко не поверил своим ушам – неужто?!
– Значит, вы его два раза видели?
– Кажется, два…
– А как его зовут, фамилия, где живет?
– Ну, этого я не знаю. Вот только зовут его… Странно… По-моему, Барсук. А может, это фамилия? Имени ведь такого не бывает…
– Возможно… Вы не припомните, как он выглядел? Во что был одет?
– Конечно, помню. Куртка импортная, кожаная, темно-коричневая, джинсы…
– Ну а лицо его помните?
– Лицо? Обычное лицо… Нос немного картошкой, волосы длинные, темно-русые… Да еще шрам у него – здесь… Знаете, он чем-то похож на одного киноартиста, вот только фамилии не помню. Ну, такой здоровущий мужчина, глаза узкие. Фильм недавно шел в нашем кинотеатре. Старый, но интересный. Название забыла. Там еще этот артист гири поднимал. И друг у него был маленький, шустрый такой.
– Не 'Борец и клоун', случайно?
– Точно! Хороший фильм…
…За окном кабинета синели сумерки. Настольная лампа отбрасывала свет на разбросанные по столу бумаги. Нестеренко сидел, откинувшись на спинку стула, и, казалось, дремал, прикрыв веки. У краешка стола, на расстеленной газете, лежал бутерброд с колбасой и стоял стакан с недопитым чаем.
Навалилась усталость. Капитан пытался расслабиться, чтобы вновь обрести способность ясно мыслить. Полчаса назад он звонил домой, предупредил, что задержится на работе. Выслушав в ответ строгое 'заявление', молча положил трубку – спорить и доказывать что-либо он был не в состоянии. Нестеренко понимал жену, которая большую часть суток сидела с ребенком. Понимал, что ей трудно, скучно, наконец, но что можно было изменить? Оставить МУР? Уйти на завод, откуда по комсомольской путевке был направлен в органы милиции, работать, как все, от и до? Слесарь-сборщик пятого разряда, газосварщик… И зарплата не меньше, и поспокойней… Можно и в институт, на заочный факультет. Годы позволяют.
Нестеренко почувствовал, как нахлынуло раздражение – все прочь! Выбор сделан, и давно.
Поднялся, подошел к окну, понаблюдал какое-то время за торопливо снующими по мокрому асфальту автомашинами, затем вернулся к столу. Допил уже холодный чай. Принялся просматривать бумаги. Перечитал заключение судмедэксперта о Зиселевиче.
'Смерть наступила вследствие проникающего ножевого ранения в область сердца. Колюще-режущая рана нанесена сильным ударом сзади-слева… Трассы на поврежденных тканях для идентификации оружия непригодны. Неприкрытые одеждой части тела, в особенности лицо, в значительной мере повреждены…'
Потом пробежал глазами документ о причинах кончины Алексея Свистунова…
'Форма ножа и размеры схожи, – думал капитан, вчитываясь в сухие формулировки. – Свистунова тоже ножом… И 'почерк' похож – сзади-слева, с большой силой. Сзади-слева… Убийца-левша? Свистунов убит примерно в то же время, что и Артур'. Нестеренко расстегнул ворот рубахи – в кабинете было душно, но открывать форточку не стал – на город опустился тяжелый, влажный туман, окутавший уличные фонари полупрозрачными колпаками.
'Предположим, убийца один и тот же. Очень вероятно… Узнал, что Сяву взяли вместе с чемоданом, решил убрать Леху Баса, чтобы тот его не выдал. Знал, что рано или поздно ниточка потянется к Свистунову, а значит, и к нему. Но решиться на убийство Лехи он мог только в том случае, если причастен к смерти Зиселевича. Только так. Доводы? Допустим, мы его отыскали. Какое обвинение ему можно предъявить? Попросил Баса получить чемодан. Всего-то… Да и поди докажи – наговор, никакого отношения к этому делу не имею. А свидетелей нет. Значит, у него были серьезные основания опасаться свидания с ним. Возможно, это и не так, но близко к истине… Но за что он убил Зиселевича? – если это один и тот же человек. Кто? Барсук? С какой стати? Что его толкнуло на этот шаг? А ведь он знал, что находится в чемодане. Знал. Откуда? И кто, наконец, забрался в квартиру? Тоже он? Искал тайник? Когда – до или после убийства?'
– …Над чем задумался, добрый молодец? Нестеренко от неожиданности вздрогнул – углубившись в свои мысли, он не заметил, как вошел Арутюнян.
– Гарик? Фу ты…
– Никак испугался?
– Замотался я, Гарик, – сказал капитан. – Работы, сам знаешь, сколько. Следователю в прокуратуре еще одно дело поручили. Просто беда.
– У нас та же картина. Так что даже посочувствовать, увы, не могу – сам кручусь, как белка в колесе.
– Чай будешь? – с надеждой спросил Владимир: вдруг Геворг чем обрадует?
– Само собой… – улыбнулся тот.
– Выкладывай.
– Ну уж, так сразу… – Геворг вынул сигареты, но, заметив, как тень недовольства пробежала по лицу друга, со вздохом засунул их обратно в карман. – Ничего особенного, Володя. Просто удалось установить тождество следов, которые я 'срисовал' в квартире Зиселевича, с обнаруженными на одном из стаканов в квартире Свистунова. Всего лишь.
– Идентификация?
– По картотеке, увы…
Геворг, попив чаю, ушел. Нестеренко некоторое время смотрел ему вслед, затем вынул из ящика стола блокнот и на чистой странице крупными буквами записал: 'СМУ-131'.
13
