как родственник гетмана, а как твой боевой товарищ.
«Куда он клонит? – насторожился черниговский полковник. – Похоже, в верхах что-то затевается, какая-то крупная перемена…»
– Что было, Иван, то прошло, – ответил он. – Мне и в Чернигове хорошо. Сам видишь.
– Вижу… – В глубоко посаженных маленьких глазках Чарныша явственно высветилась зависть. – Я вот потерял полковничий уряд и сразу стал бедным, как церковная мышь.
Полуботок едва не расхохотался. Он сдержал этот неразумный в данной ситуации порыв лишь большим усилием воли. «Да на те деньги, Иван, что тебе перепадают в качестве мзды, можно каждый год храм новый строить, – подумал полковник. – И еще будет оставаться на маленькую церквушку».
– Сочувствую, – ответил он соболезнующим тоном, придав лицу скорбное выражение. – Но ради служения отчизне можно потерпеть. Что ты и делаешь… притом вполне достойно.
Не услышав в его словах фальши, – Полуботок умел, когда нужно, напустить туману, – Чарныш приосанился, пригладил усы, и важно ответил:
– Оно, конечно… ежели подумать, так и есть.
– За что, дорогой мой пан-товарищ, и выпьем.
Они опустошили кубки, и уже пьяненький Чарныш полез целоваться. Полуботок не любил эти «телячьи нежности», как он выражался, но не поворачиваться же к генеральному судье задним местом.
Выдержав напор любвеобильных чувств гостя, полковник поторопился наполнить кубки сладковатым, но крепким венгерским вином, чтобы смыть с губ слюни Чарныша и приступить к седлу косули, которую слуги уже подогрели, облив мясо крепкой двойной водкой и подпалив ее, отчего блюдо вспыхнуло голубым пламенем.
Удивительно, но выпив за компанию с Полуботком венгерского и отведав ароматного мяса молоденькой косули, Чарныш вдруг резко протрезвел. Наклонившись к полковнику, он тихо сказал:
– Пусть пахолки[26] уйдут. Нужно поговорить…
«Вот оно! – подумал Полуботок. – Наконец этот хитрый жук-древоточец вылез из-под коры». Отослав слуг, полковник спросил:
– Ну, что там у тебя? – Заметив опасливый взгляд, брошенный Чарнышом на дверь, он поторопился успокоить судью: – Не сомневайся, там стоит стража, а с ней джура.
– Пришла, Павло, пора тебе булаву брать… – понизив голос, произнес генеральный судья.
Полуботок онемел. Ему показалось, что он ослышался. Но Чарныш продолжал:
– Как не горько мне это говорить, но Иван очень плох… – судья скривился, будто съел кислицу. – И причиной тому не только его преклонные годы. Неделю назад прибыл из Петербурга гонец, и вся наша глуховская старшина узнала черную весть. Тебя она тоже не обрадует.
– Меня уже давно ничто не радует, – угрюмо сказал Полуботок. – Богдан Хмель думал одно, а вышло вон оно как…
– Да. Мазепа тоже мечтал о свободах…
Полуботок остро взглянул на Чарныша и ответил:
– Мечтать никому не грех. Только его «мечтания» стоили жизни многим невинным людям. Вспомни, кого он лично загубил: Петрика[27], фастовского полковника Палия, полтавского полковника Искру, наконец, хорошо тебе знакомого генерального судью Кочубея. Я уже не говорю о гетмане Самойловиче, который пригрел его и всячески поднимал. Он сначала поручил Мазепе воспитание своих детей, затем присвоил ему звание войскового товарища, а через несколько лет пожаловал чином генерального есаула, важнейшим после гетманского. Не по его ли доносу после неудачного крымского похода Самойловича с родными и сторонниками отправили в Сибирь, а воспитаннику Мазепы, сыну гетмана Григорию, отрубили голову? Благодаря этому доносу Мазепа, кстати, и получил гетманскую булаву.
– Ну, про Самойловича тебе лучше знать. Ведь ты был женат на Евфимии Васильевне, племяннице гетмана… царствие ей небесное! – Чарныш перекрестился. – Так что вашему роду повезло, что Мазепа с вами не расправился, как с Самойловичами. Хотя мог бы. Дело с этим чернецом Соломоном, ох, не простое. Мне довелось читать бумаги…
Полуботок нахмурился, но промолчал. Чарныш ему не сват, не брат, чтобы вести с ним откровенный разговор. Что касается чернеца Соломона, то на самом деле это был поп- расстрига Сенька Троцкий… сукин сын! Из-за подметных писем Михаила Галицкого и Лжесоломона польскому королю (которые писались якобы от имени Мазепы и в которых говорилось о том, что гетман спит и видит, как бы снова воссоединить Украину и Речь Посполиту), отца черниговского полковника впутали в опасную интригу, хотя ко всей этой истории он не имел никакого отношения. За исключением того, что Леонтий Артемьевич был родственником Галицкого.
В конечном итоге суд принял неправедное решение лишить обоих Полуботков маетностей[28], конфисковав их в пользу войсковой казны и города Чернигова, а самого Леонтия Артемьевича и Павла долго держали под стражей.
– Однако же, – продолжал Чарныш, – как раз Мазепа поспособствовал твоему возвышению, назначив черниговским полковником.
– Что было, то прошло, – сердито ответил Полуботок. – Моего батьку и Мазепу уже рассудил высший суд, неподвластный человеческим интригам и страстям. Ты лучше расскажи, с чем приехал.
– О! – воскликнул генеральный судья, поднимая указательный палец вверх. – Хорошо, что напомнил. Так вот, по указу царя-батюшки образована Малороссийская коллегия, которую возглавил бригадир Степан Вельяминов-Зернов. Думаю, что к осени он уже будет в Глухове.
Полуботка словно ударили по лбу колотушкой, которой глушат быков на бойне, перед тем как зарезать. Полковник откинулся назад и во все глаза уставился на судью. Он хоть понимает, что теперь и остаткам казацких вольностей пришел конец?!
Но Чарныша занимало другое. Он продолжал:
– А еще скажу тебе, что гетман сильно захворал и его медленной скоростью везут домой. Боюсь, что он недолго заживется на этом свете…
Черниговский полковник молчал. Он уже понял, куда клонит Чарныш. Но Полуботок думал о другом. Он хорошо знал бригадира Вельяминова. Это был малообразованный, грубый и высокомерный человек. Однако как ищейка государя российского он был вне конкуренции. Вельяминова можно было спокойно посылать в тридевятое царство за Кощеевой смертью в полной уверенности, что он найдет и остров, и дерево, и сундук, который на том дереве висит.
– Так я думаю, Павло, быть тебе гетманом! – закончил свою речь Чарныш и впился взглядом в лицо Полуботка.
– Все в руках Господа, – ответил полковник. – И нашего государя Петра Алексеевича.
– Так-то оно так, да вот с хаты как… – Чарныш досадливо поморщился: неужели Полуботок не понял его намека?
«Да понял я, понял, о чем ты мыслишь», – невесело подумал черниговский полковник. Теперь ясно, почему Чарныш примчался в Чернигов, опередив всех гонцов. Хочет остаться в своей должности. А то и получить полковничий уряд. Эти назначения, конечно, в ведении царя, но от гетмана тоже многое зависит.
