Черные строчки текста слились в серое пятно, прочерченное полосами и штрихами, и Костя никак не мог разобрать, что было написано на плакате. Словно ослепнув, он протянул руку, пытаясь нащупать ускользающие от него буквы, и чужим, охрипшим голосом спросил:
– Как… это… все?
– В авиационной катастрофе… – ответил кто-то из толпы.
Костя какое-то время пытался осмыслить сказанное. И вдруг словно жгучая молния сверкнула среди темного хаоса, царившего в голове: 'Сашка погиб! Саша, брат!' Ничего не видя перед собой, Костя резко обернулся и выбежал из проходной на улицу…
Очнулся он от своего полубредового состояния под вечер, в городском парке. Костя сидел на скамье у небольшого пруда, который окружали пышные, кудрявые вербы. Кто-то спрашивал его:
– Эй, парень! Что с тобой?
Костя вздрогнул и обернулся. Позади стояли трое мужчин и с тревогой смотрели на его бледное, осунувшееся лицо.
Он с трудом расцепил окаменевшие челюсти и ответил, едва ворочая непослушным языком:
– Брат… погиб… Родной…
Костя так и сказал – родной. Слово это вырвалось помимо его воли – крик осиротевшей души.
– Извини… Тяжело тебе, парень. Уж я-то понимаю. У самого… Эх! – Один из мужчин, полноватый, в роговых очках, вдруг начал торопливо открывать замки объемистого портфеля: – Слушай, давай помянем твоего брата. И моих… Пусть земля им будет пухом…
Костя пил водку, совершенно не ощущая вкуса, словно воду. До этого он спиртного в рот не брал. Его приятели-грузчики, отнюдь не члены общества трезвости, не раз предлагали Косте 'обмыть' очередную 'шабашку', но он в этом вопросе был тверд и непреклонен. Но сегодня было все равно…
Его случайные товарищи разошлись по домам под вечер. Только Костя, которого пугала перспектива вернуться в теперь окончательно опустевшую квартиру Саши Каурова, остался сидеть на скамейке, погруженный в свои безрадостные думы. Одиночество, к которому он уже давно привык, неожиданно стало постылым, невыносимо тяжким бременем. Жизнь потеряла смысл.
Неподалеку, на летней танцплощадке, заиграл оркестр. Мимо Кости шли влюбленные парочки, шумные компании и одинокие люди преклонного возраста, которым звучная медь саксофона и трубы навевала ностальгические воспоминания о давно ушедшей юности. Костя поморщился в досаде: веселая музыка не соответствовала его мыслям, мешала сосредоточиться. Пьяное горячечное возбуждение постепенно вползало в мозг, глаза туманились. Костя решительно поднялся со скамьи, чтобы уйти подальше от праздно прогуливающихся людей, которых в этот момент возненавидел, но тут же тяжело плюхнулся обратно – тело было непослушным, ноги стали ватными, чужими. Выругавшись сквозь зубы, он опять повторил свою попытку – результат оказался прежним.
– Хоро-ош… – несколько парней с любопытством, посмеиваясь, наблюдали за Костей.
– Уходите… – Костя все-таки встал и, пошатываясь, шагнул к ним.
– Ладно, парень, не петушись, – один из них, светловолосый, улыбчивый, подхватил его под руку. – Где ты живешь? Давай мы тебя домой свезем.
– Домой? Нет… у меня дома… – Костя расставил ноги пошире, пытаясь сохранить равновесие. – Никого нету…
– Это хуже… – парень на мгновение задумался. – Ладно, тогда поехали ко мне. Переночуешь, а там видно будет… – Похоже, Костя ему понравился.
И в это время раздался чей-то хриплый, до боли знакомый своей нагловатой интонацией голос:
– О, малыш! Приветик! Давно не виделись…
Перед Костей вырос невесть откуда появившийся Фонарь со своей компанией.
Ярость на какой-то миг прогнала хмель, и Костя, оттолкнув светловолосого, двинулся к Фонарю.
– Сволочь… Ты мне за все заплатишь. Сейчас… – язык у Кости заплетался, слова звучали глухо, невнятно.
Фонарь сразу понял, что Костя мертвецки пьян. Как-то так получилось, что Фонарь в свои тридцать с лишним лет ни разу не попал в поле зрения милиции. Может, тому причиной было необычайное везение, но скорее всего – подленькая трусость, которую он тщательно скрывал под маской 'делового'. Фонарь умел пустить пыль в глаза доверчивым малолеткам, у которых он был непререкаемым авторитетом. Его треп о личных воровских заслугах и похождениях они принимали за чистую монету. Впрочем, попробовал бы кто-нибудь усомниться – Фонарь был жесток и скор на расправу. И почему-то никто из его малолетних подручных не задумывался над тем, что во время особо опасных воровских налетов Фонарь всегда оставался в стороне, но при этом обычно требовал себе львиную долю добычи.
Только однажды его авторитет среди подручных сильно поколебался. И виновником этого был Костя. С той поры Фонарь возненавидел паренька лютой ненавистью.
Их первая встреча в полуразрушенном пакгаузе закончилась полным поражением Фонаря. Несмотря на то, что ему удалось сохранить невозмутимый вид, Фонарь все же отдавал себе отчет в том, что тогда он просто струсил. Похоже, это поняли и его малолетние дружки. Фонарь попытался отомстить Косте, чтобы сохранить свое привилегированное положение внутри шайки, где уже начали появляться претенденты, посягающие на его роль признанного вожака. Тогда не получилось… Но сегодня Фонарь не хотел упускать свой шанс. Хитроумная комбинация вмиг сложилась в его голове, и он принял решение. Шепнув несколько слов Веве и Фуфырю, Фонарь, повернувшись к светловолосому, резко толкнул его в грудь.
– Вы че парня трогаете? Валите отсюда.
– Убери руки, – спокойно ответил тот, отступая к своим друзьям.
– Это ты мне говоришь? – Фонарь ощерил свои гнилые зубы и неожиданно ударил наотмашь кого-то из компании светловолосого. – Братва! Костю бьют! – заорал он, тут же отскакивая на безопасное расстояние.
Шайка Фонаря вмиг набросилась на светловолосого и его друзей. Завязалась драка. Случайные прохожие поторопились перейти на другие аллеи – подобные побоища в парке не были редкостью, и им вовсе не улыбалась перспектива быть свидетелями или, что еще хуже, попасть под чью-нибудь горячую руку.
Костя не удержался на ногах и упал. Пытаясь сообразить, что происходит, он, словно слепой щенок, ползал среди дерущихся, время от времени стараясь встать.
Неожиданно из кучи дерущихся вырвался чей-то крик, полный нестерпимой боли.
– Атас! Смываемся! – завопил Фонарь.
И в этот миг сильный удар обрушился на Костю. Уже теряя сознание, он почувствовал чьи-то грубые руки, которые рвали на нем одежду…
8. ОПЕРАТИВКА
Майор Храмов, как почти всегда, был не в духе. Оперативка шла ни шатко ни валко: кто-то из сотрудников докладывал о порученном ему расследовании очередного дела, старательно избегая упоминаний о своих ошибках и просчетах, а майор, которого провести было весьма трудно, хмуро бубнил свои неизменные сентенции, которые в конце концов сводились к тому, что опер-докладчик – баран, а все его изыски – дерьмо и щепки.
Тесленко, до которого никак не могла дойти очередь, изнывал от жары и извечного трепета подчиненного перед начальством. Он в который раз прокручивал в голове весь материал по делу, чтобы не мямлить, когда дойдет дело до доклада, но чувствовал, что это вряд ли удастся – в мозгах творился бедлам.
Наконец Храмов посмотрел в его сторону:
– Ну, что там у вас? Послушаем…
Официальный тон майора не предвещал ничего хорошего, и Тесленко, как и предполагал, понес совершеннейшую чепуху. На удивление, Храмов, хотя и морщился, словно от зубной боли, терпеливо выслушал его до конца.
– И это все? – иронично поинтересовался майор. – Не густо.
– Да уж… – буркнул в ответ капитан.
– Значит, ты настаиваешь, что Кралю брать рано?
– Девка она битая, надежд на то, что 'расколется', у нас маловато. Стоит взять Кралю – и ее подельников днем с огнем не сыщешь.
– Что ты предлагаешь?
– Нужны улики прямые, а не косвенные. Хочу подобраться с другого конца.
– Ну-ну… – поторопил капитана Храмов.
– Ребята из ОБХСС подцепили одного типчика, грузина, с двумя отрезами трико. Того самого трико, из промтоварного магазина.
– Это точно?
– Экспертиза подтвердила.
– Интересно… Что дальше?
– Грузин открещивается от трико, как черт от ладана. Говорит, купил на 'толчке', по случаю. А вот у кого – не знает. Случайный клиент.
– И, конечно же, обрисовал этого 'клиента' достаточно подробно…
– Именно. Считает нас за придурков. Я сделал запрос и вчера по спецпочте получил из Грузии данные на этого… трудягу. Так вот, семь лет назад он проходил по одному делу в Кутаиси вместе с Михеем. А нас пытался убедить, что здесь случайно, проездом, и никого в городе не знает.
– Михей… Занятно…
– Еще как занятно. А если учесть, что Михей – барыга Крапленого с давних пор, его особо доверенное лицо, и что в послевоенные годы Валет и Щука были подельниками того же самого Крапленого, то и вовсе интересно.
– Да, узел вяжется тугой… Кто из ныне здравствующих воров, окопавшихся в нашем городе, был связан с Крапленым?
– Кривой и Профессор. Пока удалось установить только этих двоих, не считая Щуки и Валета.
– Профессор… Хитрая бестия.
– Хитер, – согласился Тесленко. – Голыми руками не возьмешь.
– Как он сейчас?
– Чист. Не подкопаешься. Ковыряется у себя на даче, клубнику выращивает, розы. Торгует на рынке. В общем – пенсионер.
– Хм… – хмыкнул недоверчиво Храмов. – Старо предание… Этот паразит мне в свое время немало крови попортил, так что в его смирение верится с трудом. Небось, и в церковь ходит?
– Угадали, товарищ майор. Вместе со своим братцем, Михеем. Самые примерные прихожане.
– Грехи замаливают?
– Глаза замыливают. Людям и милиции.
– Похоже. Ну а что Кривой?
