измерялся по несколько иной шкале. От этого наблюдатель казался значительно старше… и опасней. Он постепенно приходил в себя и уже был готов оказать сопротивление. И не только моральное. Да, парень оказался битым и мой расчет на его полную откровенность явно не оправдывался.
– Та-ак… – протянул я с иронией. – Взаимопонимания у нас не получается… Плат, возьми 'дуру' и побудь на стреме. Отойди в сторону… вон туда. А я немного потолкую с нашим 'фотографом'. Заметишь клиента со стволом – бей его влет, не задумываясь. Поверь, нас не пожалеют.
Серега хотел было что-то сказать, но, посмотрев мне в глаза, угрюмо кивнул и отправился на свой пост. Я еще раз, теперь более тщательно, обыскал 'мастера художественной фотографии' и в кармане брюк нашел нож с выкидывающимся лезвием.
– Это для того, чтобы маникюр делать? – спросил я, пробуя остроту лезвия. – Странные пошли нынче фотографы. Идут на обычные съемки как на войну. Ну ладно, пора приниматься за работу… – С этими словами я связал ему ноги куском проволоки, которая валялась возле беседки, а в рот воткнул 'удила' – туго скрученный носовой платок, завязав концы позади головы. – Вот теперь тебя люблю я, вот теперь тебя хвалю я… – Напевая детскую песенку, я играл с ножом прямо перед носом пленника. – Вот что, парень. Я не хочу неприятностей. Мне плевать, как тебя зовут и чем ты зарабатываешь себе на хлеб с маслом. Но мне край нужно узнать, кто тебя послал и по какой причине.
Мы никому дорогу не перебегали, однако нас начали травить как лис. Такая ситуация, сам понимаешь, не может понравится никому. Мне нужна полная ясность. Если ты согласен помочь нам разобраться – всего лишь разобраться! – в том шухере, что творится вокруг нас, кивни. Нет? Значит, не желаешь… Ну, извини, дружище, ты меня вынудил…
С этими словами я тремя молниеносными взмахами острого, словно бритва, ножа располосовал брюки наблюдателя и оголил его главную мужскую принадлежность.
– Мне, знаешь ли, довелось пройти Чечню, – как ни в чем не бывало, продолжал я говорить, глядя в неподвижные глаза 'фотографа', – и я там кое-чему научился.
Мусульмане – большие выдумщики. Они могут заставить говорить даже мумию фараона Рамзеса. Знаешь такого? Вижу, что нет. И чему тебя в школе учили? Итак, мой вопрос остается прежним – базар у нас будет или нет?
Пленник даже не шелохнулся. Мне показалось, что в его глазах светится неистовое упрямство. Неужели фанатик? – подумал я. Ладно, сейчас выясним…
Изобразив брезгливую мину, я обмотал свои пальцы носовым платком и решительным – может, несколько грубым – движением схватился за его хозяйство; в другой руке я держал нож – точь-в-точь как хирург скальпель.
И все-таки парень сломался. Он вдруг забил ногами и замычал, пытаясь что-то сказать.
– Да или нет? – спросил я жестко. – Положительный ответ – это кивок, если ты забыл.
'Фотограф' закивал как китайский болванчик, только гораздо быстрее.
– Лады… – Я убрал нож и вынул из его рта 'удила'. – Только отвечай мне честно – как на духу. В противном случае пощады не жди. Евнух, конечно, неплохая должность, но только при дворе арабского шейха. А туда тебя точно не пустят.
– Я скажу… конечно… – 'Фотограф' был бледен, как льняное полотно.
– Итак, где твой напарник?
– Он ждет в машине… там, – он кивком головы указал направление. – Возле центральной аллеи.
– Марка тачки и номер?
Пленник ответил. Значит, в наши сети попался пассажир 'фольксвагена'… А где тогда 'лада'?
– Кто-нибудь еще висел у нас на хвосте? – кинул я пробный камень для проверки на вшивость.
– Да, – не колеблясь ни секунды, ответил 'фотограф'. – 'Девятка… – он назвал и номер. – Но ее отозвали, когда мы засекли вас в парке.
Что значит хорошая беседа по душам…
– Как вы нас здесь нашли? Ведь мы от вас оторвались.
– В вашей машине установлен радиомаяк. Он включается с дистанционного пульта.
Маркузик, сукин ты сын! Гений гребаный! Рационализатор хренов… Проверял он, как вша трахается… За секунду я мысленно выдал непечатных выражений не меньше чем на страницу толкового словаря русского сленга.
– А подслушка в 'жигуле' стоит?
– Есть… – понуро кивнул пленник. – Только она почему-то плохо работает. Ваши разговоры мы практически не слышали. Так, отдельные фразы…
Ну, все, вернусь в контору, удавлю Марка собственными руками!
– Кто вас послал и с каким заданием?
– Я человек маленький… – начал было мямлить 'фотограф', но я тут же его образумил.
– Ты, бля, кончай темнить! Мы с тобою, кажется, договорились. Иначе отрежу тебе яйца к бениной маме и не засмеюсь. Усек! Все, щебечи.
– Я работаю в фирме 'Линкос'… охранником. Следить за вами нам приказал шеф, начальник охраны. Следить и фотографировать все ваши контакты. Вот и все. Чуря знает больше.
– Это кто такой?
– Наш бригадир. Он в 'фольксвагене'…
Похоже, парень не врал. Фирма 'Линкос'… Опять всплывает это дерьмо в бумажнике.
– Плат! – позвал я Серегу. – Поди сюда!
Мой друг был мрачный, как грозовая ночь. И лишь при взгляде на целого и невредимого 'фотографа' он немного расслабился и облегченно вздохнул.
– Посторожи этого кента. Я хочу прошвырнуться по парку. А ты, – обратился я к пленнику, – если вякнет твоя говорилка, ответишь бригадиру, что у тебя все в норме. И смотри, без глупостей. Плат, если он надумает выкинуть фортель, дай ему пистолетом по башке.
Плат не стал уточнять мои намерения, лишь предостерегающе нахмурил брови. Кто бы мог подумать, что в милиции растят такие слабонервные кадры? Я бросил взгляд на пистолет в его руке и Серега инстинктивно спрятал 'макарова' за спину. Да не нужна мне 'пушка' и не собираюсь я, дружище, мочить кого бы то ни было. Если, конечно, меня не вынудят.
'Фольксваген' стоял в тенечке, у самого въезда на центральную аллею. Бугор 'фотографа' сидел на водительском месте и слушал музыку. Интересно, почему все тупорылые так любят громкий звук? Машина буквально сотрясалась от грохота стереодинамиков.
Я ужом подполз к машине, стараясь, чтобы меня не было видно в зеркалах заднего вида.
Любитель музыки, увлеченно подпевая какой-то сумасшедшей группе, несущей сплошной бред, тем не менее был настороже и вертел головой словно летчик-истребитель в воздушном бою. Козел выхолощенный… Сейчас ты у меня заблеешь…
Я метнулся вперед со скоростью удава, охотящегося на глупую мартышку, и рывком отворил дверь 'фолькса'. Меломан дернулся, будто его обожгло, и с ужасом вытаращился на меня и впрямь как на атакующего ползучего гада. Он даже не пытался сопротивляться, лишь пялился безумными глазами и пытался что-то сказать.
Я его узнал сразу. Это был тот самый хмырь, которого мне пришлось огреть по башке нунчаками во время ночного налета на нашу контору.
