сочувственно посмотрел в мою сторону, но промолчал. Я мысленно поблагодарил его за это – в моей душе, вопреки всем канонам Дао, бушевал смерч…
Я лазил по скалам до сумерек.
Преодоление горных склонов входило в программу, которую предложил мне отшельник. Я прыгал по камням, как горный козел; вжимаясь в почти отвесные скалы, полз, словно змея; ходил по краю бездонной пропасти, будто по тротуару, а когда даже для ног не было опоры, то, используя лишь пальцы рук как крюки, передвигался по отвесным стенам ущелий гигантским пауком.
И все это время я пытался за неимоверными физическими усилиями не вспоминать о безысходности и обреченности.
Все сходилось на том, что катастрофа не была трагической случайностью. К тому же рейс был тайным, и теперь имена летчика и пассажиров (если такие и были кроме меня) канули в безвестность. И потому узнать, кто я на самом деле, мне труднее, нежели, например, разыскать в горах золотоносную жилу толщиной с предплечье.
Я бы не сказал, что мне не нравилось жить вместе со старцем. Возможно, в той, прошлой, жизни я и стремился к подобному уединению, потому что временами на душе становилось так тепло и уютно, будто я сидел у родного очага мальцом-несмышленышем.
Но амнезия, словно каленый гвоздь, впивалась в мозг и лишала желанного покоя и сосредоточенности. Вернее, не сама потеря памяти, а лишь напоминание о моей неполноценности – а как иначе можно назвать состояние 'отбеленного' мозга, когда даже на очевидные вещи приходится смотреть глупым телячьим взглядом, будто на нечто не только незнакомое, а и вовсе фантастическое?
Старик медитировал. Он стоял на краю пропасти, куда изливался водопад, на одной ноге, сложив руки в 'мудре' бесстрашия: правая – с обращенной наружу ладонью поднята перед грудью отстраняющим жестом, левая – ладонью вверх на уровне живота.
Медитация в этой мудре предусматривала достижение абсолютного господства над своими эмоциями.
Я только тяжело вздохнул – похоже, мои печали Юнь Чунь слишком близко принял к сердцу и теперь пытается уйти в привычный мир истинной веры и отстраненности от обыденной жизни, к сожалению не признающей границ…
Мы уснули, так и не перекинувшись ни единым словом. Отшельник после медитации был углублен в себя, а я, падая с ног от усталости, и вовсе не имел ни малейшего желания трепать языком.
После завтрака, когда я собрался выполнять комплексы тао, Юнь Чунь вдруг остановил меня жестом руки и указал на камень, служивший табуретом. Я сел, а отшельник, помешивая веткой догорающие угли, спросил:
– Когда ты хочешь уйти?
– Чем скорее, тем лучше, – честно ответил я, в душе изумившись проницательности старика.
– Ты пока не готов. – В голосе Юнь Чуня послышался металл. – Нужно еще полгода…
– Ровно столько, сколько будут вестись поиски сведений об авиакатастрофе аэроплана? – с иронией спросил я.
– Извини, я не хотел… – Старик виновато опустил голову. – Но ты еще слаб и недостаточно тренирован. Не думаю, что в Катманду тебя ждут с распростертыми объятиями. Кроме всего прочего, ты плохо знаешь непальский язык. Ты должен заняться им всерьез. Того, что мы с тобой выучили, достаточно разве что для общения с торговцами на базаре.
– Но с китайским у меня гораздо лучше.
– Не спорю. Однако я не думаю, что он тебе сильно поможет в столице Непала. В последнее время к китайцам стали относиться не лучшим образом, и потому вряд ли кто из моих соотечественников рискнет стать твоим гидом по столичному чиновничьему царству.
– И все равно мне нужно идти в Катманду. Только там, по моему мнению, лежит ключ ко всем моим несчастьям.
– В тебе говорит предчувствие… – понимающе кивнул отшельник. – Нельзя противиться зову Великой Пустоты, служащей воплощением Абсолюта. Ты обязан повиноваться.
– Спасибо… учитель. – Я низко поклонился Юнь Чуню.
– Но у меня есть к тебе последняя просьба.
– Все, что в моих силах…
– Ты должен выучить 'Алую ленту' Шивы[27] Разрушителя.
– Что это?
– Ты уже умеешь уклоняться от стрел, даже ловить их на лету. Мало кто из бойцов владеет такими способностями. Даже пресловутые японские ниндзя. Только мастера хэсюэ- гун обладают столь совершенной тренированностью и соответственно великолепной реакцией. И только им подвластна 'Алая лента' Шивы. Я уверен, что и у тебя получится.
– В чем смысл 'Алой ленты'?
Юнь Чунь молча поднялся и пошел в пещеру. Когда он возвратился, то в руках у него была допотопная магазинная винтовка вроде тех, что я видел у разбойников – гуркхов.
– Держи. – Он сунул ее мне в руки. – Заряжена. – Предупредив, старик отошел шагов на десять и стал ко мне лицом. – А теперь целься и стреляй в меня.
– Что-о?!
– Я сказал, ты услышал. Можешь не целиться, стреляй навскидку.
– Учитель, извините, но, по-моему, кто-то из нас сошел с ума. – Я понимал, что этими словами оскорбил старика, но то, что он говорил, было просто выше моего понимания. – Я не хочу вас убивать.
– А ты попробуй. Это не так просто, как тебе кажется, – миролюбиво ответил Юнь Чунь, хотя я ожидал совершенно противоположной реакции на мои слова. – Целься и стреляй! Я приказываю! – вдруг резко скомандовал он.
Словно во сне я поднял винтовку и, прицелившись в его ногу, плавно спустил курок. Пуля с противным воем улетела куда-то вдаль, а отшельник… он, когда я нажимал на скобу, как мне показалось, на миг исчез из моего поля зрения, а затем снова очутился на прежнем месте!
– Еще стреляй! Целься в грудь.
Будто под влиянием гипноза, я выстрелил снова… потом еще раз и еще… пока не закончилась обойма. Мне кажется, что в той, прошлой жизни, я был неплохим стрелком, но не попасть в неподвижную мишень, с десяти метров… С ума сойти!
– Это и называется 'Алая лента' Шивы Разрушителя. – Юнь Чунь едва не силой забрал из моих непослушных рук оружие и перезарядил. – Я выпросил ее у вождя гуркхов, – объяснил он происхождение винтовки. – Для тренировок.
– Как… как это возможно!?
– Прежде всего, интуиция. Особенно на первом этапе обучения. Плюс точный расчет. Мгновенная медитация, если хочешь – транс, когда самое быстрое движение, наблюдаемое тобой, замедляется в несколько раз. Ты успеваешь заметить, что противник начинает жать на курок, и в твоем подсознании уже идет отсчет долей секунды до выстрела, определяется траектория пули, и отработанные до автоматизма защитные реакции молниеносно сокращают нужные мышцы. Твоему противнику кажется, что ты растворяешься, двоишься, троишься в его глазах, и даже опытный, прекрасно тренированный профессионал просто теряется, особенно когда ни одна пуля не попадает в цель.
– Невероятно…
