Какие-то аллегории, параллели – на кой все это? Но что поделаешь, когда в голове вертится мотив блатной песни 'Ах, мамочка, любимая моя, ах, мамочка, роди меня обратно…' Сбежать бы от такой жизни и работы куда подальше.)
– Давно пора, – воодушевился Баранкин. – Свадьбу сыграем – закачаешься. Обещаю лучший оркестр города и дешевый, но вполне приличный ресторан. – Оркестр – это хорошо…
Я мечтательно прищурил глаза.
– И главное, чтобы все музыканты были в черных фраках… и с накрахмаленными манишками, – продолжил я свою мысль.
– Какие проблемы? Организуем, – бодро сказал Славка. – Спасибо. Я всегда знал, что на тебя можно положиться в любом деле.
С этими словами я сел за стол и пригорюнился.
Мысленно я перебирал возможные кандидатуры на роль помощника. Но почти у всех, кому я доверял, были семьи и дети.
А в тот смертельно опасный омут, куда мы должны были нырнуть, любой 'прицеп' мог оказаться той самой последней соломинкой, что ломает спину нагруженному по самое некуда верблюду.
– Ну что, решился? – спросил Баранкин. – Ты о чем?
Я с недоумением воззрился на сияющую физиономию Славки..
– Насчет свадьбы. – А…
Я невесело ухмыльнулся.
– Шутка. К сожаленнию, это всего лишь шутка, Слава. А может, и не к сожалению. Это как посмотреть. А рожать собираюсь я. Только боюсь, как бы не получился выкидыш.
– Сукин ты сын, Серега! – с чувством вызверился Баранкин и надулся как сыч.
Я не стал извиняться и снова углубился в размышления.
Выходило так, что придется мне брать помощника по принципу 'куда хромая вывезет'. А так не хотелось начинать раскрутку без надежного тыла… – Слушай, какого черта ты притворяешься?! Баранкин, пунцовый от праведного гнева, навис над моим столом.
– Что за дело тебе подсунул наш полированный? Только не говори, что это не так. Я тебя знаю уже тыщу лет. Меня не проведешь. – Ладно тебе… Я обреченно отмахнулся от Славки. – Свари лучше кофе.
– Кофе я сварю, – зло сказал Баранкин. – Между прочим, это делаю всегда я, и неплохо хотя бы изредка меня подменять.
– Считай, что у нас с тобой неуставные отношения, 'дедовщина'. Тем более, что я старший по званию. – Ты мне глаза не замыливай. – Я и не замыливаю – Тогда выкладывай все, как на духу. Или не доверяешь?
Я тяжело вздохнул.
Сказать ему всю правду? Нет, нельзя. Нужно пожалеть парня. На кой ляд ему лишние приключения на то самое место?
– Остынь. Дело не в доверии.
– А в чем?
– Нехорошее предчувствие.
Баранкин не отставал:
– С каких это пор ты стал таким впечатлительным?
– Как перешел в УБОП. Или нет причин? – Есть… – вынужденно согласился Баранкин. И со злостью нажал на кнопку выключателя электрокофемолки.
– Но мы знали, куда шли, – сказал он с подчеркнутой серьезностью.
– Предполагали. Но не знали, чем это пахнет на самом деле. И вот сегодня у меня как раз и прорезался такой нестандартный момент.
– И конечно, ты не имеешь права посвятить меня в суть дела.
– Ты удивительно догадлив.
– Неужто ты будешь работать над делом один? Только, будь добр, не ври.
Легко сказать – не ври. От моей правды, Слава, подумал я, для тебя будут сплошные неприятности.
Лучше уж мне одному их расхлебывать. Или еще с кем-нибудь, к кому я отношусь просто как к коллеге.
– В том-то и дело, что не один, – вздохнул я, пряча глаза от Баранкина.
– И кто же этот напарник? – не отставал Славка.
– Пока не знаю, – честно признался я.
– Его назначат?
Я заколебался.
Нет, тут нужно говорить правду! Все равно когда-нибудь Славке все станет известно. А он парень обидчивый…
– У меня есть право выбора, – ответил я после небольшой паузы.
– И кто у тебя на примете?
– Думаю…
Я старательно избегал встречаться с Баранкиным взглядами. – Действительно, есть о чем подумать… – Славка едва сдерживал негодование. Он сделал глупое лицо и наивные глаза и продолжил:
– У Баранкина и квалификация не та… да и вообще он чересчур молод и несколько туповат для серьезного дела. – Это Баранкин сказал начальственным голосом Саенко.
– Перестань, Славка. Здесь проблема в другом.
– В чем именно? Давай колись.
– Проблема в оркестре и музыкантах в черных фраках. Принявшись за разработку этого дела, можно смело заказывать для себя и похоронную музыку, и все остальное…
– Ой-ой, напугал! Я так понимаю, ты обо мне заботишься?
– Предположим. – Спасибо тебе с кисточкой. Тронут…
Он надулся, как сыч. А затем продолжил:
– Я, конечно, не совершал подвигов в Афгане, как ты, и под артобстрелом ни разу не был, но это еще не значит, что могу позволить кому-либо решать свою судьбу. Пойду к Саенко, чтобы он лично назначил меня твоим помощником. Принципиально пойду!
Я неожиданно разозлился. Вот настырный сукин сын! По своей воле в яму лезет. Что за молодежь пошла? Никакого уважения к мнению старших.
Пацан…
– Дурак ты, Славка! Дважды дурак, что пошел в УБОП. И трижды – что лезешь в это мутное дело.
– Ну и пусть!
– Ладно, коль ты такая упрямая скотинка, я согласен. Иначе мне придется каждый день видеть твою постную рожу. А это выше моих сил. Но, если честно, мне нас жаль…
Мы пили кофе в полной тишине. Я чувствовал себя выжатым лимоном.
У меня было такое ощущение, что вот-вот откроется дверь, и наш афганский комбат опять поднимет нас в очередную, может, последнюю атаку.
А я лежал, помирая от жажды и ран, и тяжеленный бронежилет тисками сжимал грудь, выдавливая по молекулам воздух из обожженных пороховой гарью легких…
Киллер
