денег полмиллиона 'зеленью' и положившему бабки в свой карман, нужно лишь покаяться на исповеди, где ему отпустят все грехи. Ведь он не виноват, он лишь совершенно бессознательно поддался бесовскому искушению. – Это все казуистика! А речь идет о конкретном человеке. – О твоем родственнике… – Что ты к нему приклепался!? – Действительно… Ведь он, можно сказать, святой человек… – Серега, я прошу тебя – как друга – перестань. Мне и так тяжело. Не веришь? – Верю. Извини. Я так устал от этой пахоты… Нервы на пределе. – Да ладно… Будто я не понимаю…
Я тяжело вздохнул и без энтузиазма спросил:
– Что ему известно о нашем расследовании? Только давай по-честному, не крути. – Он знает самую малость. Я ведь не дурак и не предатель. – Второе точно, а насчет дурака…
Меня опять начала забирать злость.
– Я представил все как личную инициативу, – сдержанно сказал Славка. – Так сказать, из уважения к его сединам и для сохранения семьи. Наверное, он понял и впрямь мое состояние, а потому решил сдерживать свое ретивое.
– Прижал?
Я спросил и нехорошо ухмыльнулся.
– Не так, чтобы очень… Но убедительно.
– Как он отреагировал?
– Запаниковал.
Я сокрушенно вздохнул.
– Этого я больше всего и боялся…
– Ты меня за недоумка держишь? Мы с ним все обсудили в деталях. Ему ведь тоже соскочить на ходу не так просто – нужны веские причины.
– Нашел? – Да. Он лег в больницу – у него давно сердце пошаливало… – Конечно, конечно, сердце – это серьезно. Работа у твоего тестя чересчур нервная.
Славка посмотрел на меня с подозрением, но я сидел с невинным видом.
– Там у тестя старый друг работает завотделением, – продолжил Баранкин свой рассказ. – Он откопал еще кучу болячек и нацарапал такое медицинское заключение, что хоть сразу в гроб ложись. Тестю, конечно, выразили глубокое соболезнование, но тут же стали подыскивать человека на его место.
– Понятное дело – процесс должен идти непрерывно…
Я говорил издевательским тоном, однако казалось, что Баранкин этого не замечал.
– На это мы и рассчитывали, – сказал он спокойно.
– И что ты предлагаешь?
Славка посмотрел на меня исподлобья и тихо сказал: – Спустить дело на тормозах… – Даже так?
– С материалами, которые мы имеем, еще работать и работать, но, я так понял, не он наша главная цель.
– Ты прав, не он. Ну, а если его сделают козлом отпущения?
– Не успеют. Есть человек – есть проблема, нет его – и тю-тю.
Я саркастически умыльнулся и спросил:
– Похоже, твой тесть думает сделать ноги? – Угадал. – И куда? Если это, конечно, не большой секрет.
– От тебя у меня секретов нет. У тестя есть небольшой домик в Крыму, наследство от родителей, вот он туда и переберется. Для поправки пошатнувшегося здоровья. Как видишь, все чин чинарем, комар носа не подточит. – Ладно. Я закрываю глаза и затыкаю уши. – Спасибо,
– Но если его имя всплывет в связи с чем-то более крупным, нежели то, что нам известно по имеющимся материалам, тогда я ничего не гарантирую. У меня просто не будет выбора.
– Даю слово, там все!
– Не петушись. Чужая душа – потемки. И не всегда желаемое стыкуется с действительным. Кстати, не забудь посоветовать тестю, чтобы он не раздавал свой новый адрес направо и налево.
– Он далеко не дурак, Серега. Все уже знают, что он уезжает в родные места, на Урал. Правда, он там жил всего семь лет, но врачи настоятельно советуют вернуться в те края, где родился, – это благотворно действует на организм…
Я здорово удивился такой предусмотрительности и сказал:
– Ну он у тебя и жох… Чувствуется старая закалка.
– Передать твои слова? Для него это будет лестно.
Я разозлился:
– Слушай, вали ты со своим родственничком, пока трамваи ходят! И вообще – не трави душу. Из-за твоих семейных перипетий я сегодня стал последним дерьмом.
– Прости, Серега…
– Да ладно, чего уж там… Может, когда и ты мне спину прикроешь.
– Клянусь матерью! – Другому бы не поверил, а с тобой у меня нет выбора.
Я уже вознамерился продолжить эту благодатную тему, чтобы взбодрить себя – разговор о тесте Баранкина поверг меня в черную меланхолию, – как зазвонил телефон.
– Тебя, – протянул мне трубку Баранкин. – Снова Сандульский.
– Меня нету!
– Я уже сказал, что ты на месте… – виновато пробормотал Славка.
– А, черт с ним, давай. Здорово! – рявкнул я в микрофонную чашечку. – Что это ты с утра пораньше названиваешь? – Сергей, нам нужно встретиться… Голос Сандульского дрожал и прерывался.
– Я, между прочим, на работе, и надо мною куча начальников, которые зорко бдят, чтобы я отрабатывал свой паек сполна, а не болтался хрен его знает где и с кем.
– Я тебя очень прошу!
В трубке раздались шорохи, скрип и хлюпающие звуки.
Он что, рыдает? – подумал я. На Жоржа это не похоже. При всем том, он всегда был гибким и скользким, как уж, и мог выкрутиться из любого положения.
– А по телефону мы не можем пообщаться? – Что ты, нет! Судя по всему, Сандульский был в панике.
– Это так важно?
– Чрезвычайно… я прошу тебя. Скорее… – Где и когда?
Жорж немного замялся, а потом сказал. Наверное, боялся, что нас подслушивают. – Договорились…
Я взглянул на свои наручные часы:
– Но я буду не раньше, чем через сорок… нет – пятьдесят минут. Годится? – Да. Я жду. Только ты обязательно приходи… – Кончай ныть! Я не попугай, чтобы повторять одно и то же по десять раз. Пока. – Что ему нужно? – с подозрением спросил Баранкин.
Он почему-то терпеть не мог Жоржа.
– Я должен помочь Сандульскому сделать кое-кому обрезание.
– Чего-о?!
– Того. Не знаю. Мне кажется, он уже в штаны наложил. А вот по какой причине – это вопрос.
– Смотри не попадись ему на крючок. Таких хитрецов, как он, поискать.
– Два раза за день на одни и те же грабли не наступаю, – парировал я, закрывая сейф на ключ. – Хватит того, что ты меня сегодня зажабрил…
