Неженки хреновы! Значит, тем уродам можно шмалять по нам из автоматов, а мы в ответ – ни-ни? Это они начали против нас военные действия, а не мы. И моя совесть будет чиста, если я пришью кого-нибудь из этих козлов.
Придумал же такое Серега – война заканчивается… Как бы не так. Каждый день кого-то мочат – то в Ингушетии, то в Москве, а недавно даже в Кондопоге, которая вообще находится у черта на куличках и там живет тихий, мирный и беззлобный народ. И это называется мирное время!?
Тогда лучше сидеть в окопе. По крайней мере, тогда точно знаешь, откуда ждать атаки.
– Нет уж, братец, – решительно сказал Серега, – нам в такие игры никак нельзя играть.
– Год назад ты думал иначе, – пробурчал я негодующе. – И мы оказались в выигрыше. А все почему? Потому что ситуация заставила. И сейчас, мне кажется, она у нас не лучше, чем была тогда.
– Все равно вступать в конфликт, тем более такого рода, я не разрешаю! – завелся Плат. – Вы сами меня выбрали начальником, поэтому извольте подчиняться. Иначе у нас получится полный раздрай.
Я сдался. А что делать, если мои друзья такие болваны?
– У нас масло есть? – спросил я невинным голосом.
– Зачем оно тебе? – тупо уставившись на меня, спросил сбитый с толку Серега.
Он ожидал, что я, по своему обыкновению, начну спорить, доказывать, горячиться. А тут какое-то масло…
– Пятки смазать. Чтобы я мог бегать быстрее. Раз уж ты запрещаешь близкий контакт с нашими противниками, то мне ничего другого не остается, как бояться собственной тени и шарахаться в кусты даже при малейшем подозрении на опасность.
– Не утрируй. Действовать нужно по обстановке.
– Вот и я об этом.
– Ну да, как же… Ты сначала создаешь себе ситуация, из которой только один выход – пробиться с боем; а потом ее реализуешь.
– Он садомазохист, – поддержал Плата ехида Маркузик. – Это ежу понятно. Для него походя начистить кому-нибудь хлебальник, как для меня выпить стакан кефира на ночь.
– Зато вы оба пушистые, – проворчал я миролюбиво. – У одного сдвиг по фазе касательно сексуальных вопросов, а другой хочет в монахи записаться и уйти в монастырь, чтобы даже духу женского не было поблизости. Человек соткан из достоинств и недостатков; я не исключение. Терпеть не могу несправедливости. Увы, дуэли теперь невозможны. Вот и приходится восстанавливать статус кво доступным мне способом.
– Отмазался… – Марк скривился, словно съел веточку полыни. – Краснобай… И откуда у этой дубины ораторский дар?
– От Бога, отрок, от него. Это мне компенсация за мою малограмотность. Мы ведь академий не кончали.
– Все, эту тему закрыли, – решительно сказал Плат. – Нам нужен план действий на завтра. И на ближайшую перспективу.
– Пардон, ты кое-что забыл.
– Что именно? – удивился Плат и посмотрел на меня с подозрением.
– Нам, – сказал я с нажимом, – хотелось бы знать, где ты целый день рысачил на машине Марка и что в итоге выездил.
– А… Ничего особенного.
Видно было, что Плат уклоняется от прямого ответа.
– Ты не темни, – сказал я резко. – Из-за того, что у меня не было колес, я едва не сел на кукан. Между прочим, – я повернулся к Марку, – его каприз обошелся нашей конторе в двести пятьдесят баксов.
– Что-о-о!? – У Маркузика глаза полезли на лоб.
– Только давай без твоих обычных выступлений. Эти деньги я заплатил таксисту, который увез меня от греха подальше. Задешево подставляться под пули он не захотел.
Я, конечно, немного приврал насчет суммы, которая полагалась таксисту, но кто-то же должен был компенсировать мне расходы на те полведра кофе, что я выпил, наблюдая за бывшим проектным институтом? Той бурдой, что подавали в уличном кафе, я, наверное, испортил себе желудок.
– Опять… – Марк готов был сожрать меня глазами. – Когда это кончится!?
– Мне моя шкура гораздо дороже каких-то презренных зеленых бумажек, пусть и с нарисованными на них американскими президентами. Между прочим, на мои похороны вы потратили бы гораздо больше.
– Зато это были бы наши последние бесполезные траты!
– Марк! – рявкнул Плат. – Уймись. Ты уже перешел все границы.
– Я его прощаю, – сказал я с благочестивым выражением праведника. – В том, что он такой злобный тип, не его вина, а беда. Все сексуальные маньяки страдают сдвигом по фазе.
