были различной подслушивающей и подсматривающей техникой по первому разряду. Думаю, что Курамшин тоже не пожалел бабок на закупку разной иностранной дряни.
– Узнаешь себя, «случайный человек»? – Курамшин начал передавать мне фотографии по одной.
Мать моя женщина! Для начала меня сфотографировали несколько раз тогда, когда я сидел в уличном кафе напротив бывшего проектного института и пил кофе.
Классная у них аппаратура… Такое впечатление, что я позировал перед большой профессиональной камерой.
Понятное дело, над фотографиями поработали спецы – увеличили, подретушировали… – в общем, довели до кондиции. Но впечатления на меня произвели эти фотки сногсшибательное.
А затем Курамшин выдал мне порцию свежатинки. Вот я дефилирую мимо двух «работяг», вот Михеич топает вслед за мной, вот мы на скамейке сидим, делаем вид, что незнакомы, а вот я сажусь в машину…
Блин! Они водили нас как козлов на поводке. А мы лишь ушами хлопали. Хороши… орлы частного сыска, ничего не скажешь…
– Ты удовлетворен? – спросил Курамшин, благожелательно улыбаясь.
– Более чем, – вернул я олигарху местного разлива не менее приятную улыбку. – Классная работа. Сколько я вам должен за эти снимки?
– Ха-ха… Георгий Иванович, а он, оказывается, шутник. – В глазах Курамшина появились опасные огоньки. – Наверное, думает, что его пригласили к теще на блины.
– Думает, конечно, думает. Именно так… – меланхолично закивал Георгий Иванович.
– Так что ты посоветуешь, Георгий Иванович? Как мне с ним поступить?
– Советчик из меня неважный. Уж извините… Тем более, в таких делах.
– Что да, то да… Скажи-ка мне, – Курамшин перевел взгляд на меня, – только честно, где и кем ты работаешь? Смотри, не соври! – В его голосе проскрежетала сталь – словно провели рашпилем по краю металлической пластины.
У меня совершенно не было никаких сомнений в том, что он уже знал, кто я и чем занимаюсь. Думаю, что его очень шустрые сотрудники охраны уже проверили по номерам, кому принадлежит «фольксваген», на котором я следил за Дженнифер, и «девятка» Михеича.
Но если «фолькс» по документам принадлежал Марку, то «девятка» числилась за О.С.А. как служебный автомобиль. Поэтому темнить не было никакого смысла.
– Я частный детектив. – В моих прозрачных глазах просто таки светились честность и невинность. – Работаю в охранно-сыскном агентстве… – Я назвал адрес нашего главного офиса.
– Вон даже как… – Курамшин откинулся на спинку стула; как не показалось, с облегчением. – Значит, ты ищейка.
– Ну, если вам нравится так меня называть… – Я пожал плечами. – Что поделаешь, как-то же нужно зарабатывать себе на кусок хлеба. Не всем же… – тут я перевел завистливый взгляд на виллу, – везет по жизни. Никак это Залив? – Тут я повысил голос. – Козырное место. Как раз для везунчиков.
– Везет тогда, когда умеешь правильно запрягать, – назидательно ответил Курамшин. – Деньги любят умных и трудолюбивых.
Вот что мне нравится в наших скороспелых богатеях, так это способность умнеть прямо на глазах. И чем они становятся богаче, тем умнее. С каким апломбом наши нувориши вещают с голубых экранов о проблемах, в которых даже ученые с мировым именем путаются!
Конечно, нормативная лексика им дается с трудом, так и хочется вставить несколько матерных слов, но положение обязывает, и они косноязычно, но с апломбом, рассказывают народу, как нужно жить, трудиться и любить свою родину. Еще бы им не любить ее… обобранную такими, как они, до нитки.
– Увы, я не отличаюсь ни тем, ни другим качеством. – Я простодушно улыбнулся.
– Возможно… – Взгляд Курамшина стал острым, как бритва. – А теперь ответь на главный вопрос: за кем вы следили?
– Есть такое понятие, как тайна следствия, – ответил я, не задумываясь. – Я вам этого сказать не могу. Иначе меня просто выгонят с работы. В одном можете быть совершенно уверены – следили не за вами. Даю вам слово.
– Ты и другие сотрудники вашего агентства крутились возле нашего офиса, – жестко сказал Курамшин. – Это значит, что ваши действия касаются и меня. Говори!
– А если не скажу, замочите? – спросил я, наливаясь желчью.
Как меня достали эти «вершители человеческих судеб»! Мне уже приходилось вести подобные «беседы» не с одним таким козырем. И каждому из них казалось, что он пуп земли, что почти бессмертен.
Дурацкое заблуждение! Даже сейчас, со скованными впереди руками, я бы мог за считанные секунды свернуть ему шею.
– Ну зачем же… – Курамшин снисходительно осклабился. – Есть много способов заставить человека быть откровенным.
– Есть, – кивнул я согласно. – Но все они противозаконны.
