Виталий Гладкий
По следу змеи
1
Змея медленно закручивала тугие кольца, готовясь к броску. Холодные немигающие глаза полутораметрового гада неотрывно следили за человеком, раздвоенный язык изредка мелькал в приоткрытой пасти, в которой угадывались смертоносные зубы-крючья, скользкая чешуйчатая кожа переливалась в свете люминесцентных ламп яркими диковинными узорами. Тихое шуршание трущихся колец неожиданно переросло в леденящий душу треск, словно где-то рядом загремели кастаньеты; бешеная ярость оранжевой искрой вспыхнула в глубине змеиных глаз, плоская треугольная голова с еле слышимым свистом метнулась вперед – и тут же тело змеи взмыло в воздух, избиваясь в цепких руках: долей секунды раньше невысокий худощавый мужчина в белом накрахмаленном халате мертвой хваткой сдавил ей горло. Со злобным шипением вцепилась она в край стеклянной чашки – капли яда тоненькой струйкой скатились на дно. Небрежно поддерживая змею за хвост, человек ловко зашвырнул ее в большую сетчатую клетку и захлопнул дверцу-крышку.
– Ах, какая красавица эта наша африканочка! – грузный лысоватый мужчина в очках подошел к клетке, где в бессильной злобе металась змея, с силой бросая мускулистое тело на стенки. – Но злюка… Кстати, Олег Гордеевич, насколько мне помнится, я запретил подобные трюки с нашими подопечными. Это не цирк, а серпентарий, и вы не факир, а научный сотрудник. Элементарные правила техники безопасности, коллега, нужно соблюдать неукоснительно. Голыми руками против эдакой штучки! Да-да, я понимаю, Олег Гордеевич, что вы хотите сказать: большой опыт работы с рептилиями, великолепная реакция, ваш поразительный иммунитет к ядам… Все это так, но очень прошу, будьте благоразумны!
– Извините, Борис Антонович, больше не повторится… Я учту ваши замечания.
– И еще, Олег Гордеевич, там змееловы привезли партию гюрз, прошу вас проследить за их размещением. Завхоза я уже предупредил.
– Хорошо, иду…
Некоторое время после ухода Бориса Антоновича в лаборатории было тихо, и только неукротимая африканская гремучая змея продолжала бушевать. Олег Гордеевич снял халат, подошел вплотную к клетке и с каким-то странным выражением лица долго наблюдал за выпадами разъяренной бестии. Затем решительно откинул крышку и почти на лету поймал змею, которая, не раздумывая, прыгнула ему навстречу. Поднес оскаленную пасть твари на уровень лица и несколько минут, словно завороженный, всматривался в бездушную темень свирепых глаз. Потом, тяжело вздохнув, снова швырнул гремучку в ее тюрьму и приоткрыл дверь в смежную комнату.
– Соня, займись африканкой. Покорми ее как следует. И три дня отдыха – пусть привыкает.
– Ой, Олег Гордеевич! Что с вами? На вас лица нет, – круглолицая русоволосая девушка испуганно смотрела на него из-за широкого стола, уставленного пробирками, колбами, различной формы банками и прочими лабораторными принадлежностями.
– Что? А-а, пустяки. Голова… Устал… Соня, скажи завхозу, пусть меня не ждет, сам принимает гюрз. Полежу немного…
– Бегу… Да, кстати, вы не забыли, что у вас через два часа междугородка?
– Нет-нет… Спасибо, что напомнила…
Поздним вечером взволнованный Олег Гордеевич вошел в кабинет директора серпентария.
– Борис Антонович! Прошу вас предоставить мне пять дней отгулов в счет отпуска…
2
Просторная комната напоминала склад антиквариата. Массивное вычурное бра в углу наполняло ее таинственными полутенями; солидная бронза старинных подсвечников на резном секретере работы французских мастеров 19-го века подчеркивало некоторую тяжеловесность интерьера. Несколько старинных икон висело на стенках вперемежку с картинами на библейские темы – подлинниками и хорошо выполненными копиями. В простенке между окнами высился дубовый шкаф, на полках которого за венецианскими стеклами стояли преимущественно старинные фолианты в добротных кожаных переплетах. Посреди комнаты – круглый стол с резными ножками, покрытый бархатной скатертью с кистями. У стола сидел мужчина лет шестидесяти и курил. Небольшая бородка с проседью обрамляла крупное скуластое лицо, массивный крючковатый нос нависал над седой щетиной усов, серо-стального цвета глаза тонули под кустистыми бровями. Смуглые тонкие пальцы беспокойно выбивали на крышке стола еле слышную дробь, которая вплеталась в размеренное тиканье настенных часов.
Неожиданно за плотно прикрытой дверью в соседней комнате раздался скрип кровати, покашливание. Мужчина вскочил, подошел на цыпочках к дверному проему и застыл, прислушиваясь. Затем медленно прошелся по комнате, с нетерпением поглядывая на часы, стрелки которых с непостижимым, раздражающим его упрямством, казалось, топтались на месте. Тихий стук в окно ворвался барабанным боем в пыльную тишину мрачной комнаты, и мужчина метнулся к входной двери.
– Входи…
– Вечер добрый… – высокий, широкоплечий пришелец с силой тряхнул руку хозяина.
– Почему так поздно?
– Не мог раньше, объясню потом… Выпить у тебя найдется?
– Нашел время… Сначала дело, все остальное позже. Документы принес?
– А ты как думаешь? Возьми.
– Хорошо… Водку, коньяк?
– От коньяка печень разлагается, умные люди говорят. А мне жизнь пока не надоела. Водочки, дружище, водочки!
– Тише, ты!
– Тут еще кто-то есть?
– Да. Жена. В спальне.
– Фю-у… Вот это номер… Что же ты раньше ничего не сказал? А теперь как?
– Не беспокойся, это моя забота… Что еще Богдан передал?
– Посылки твои получил в целости и сохранности. Кстати, тебе привет от Гриньйоха.
– Спасибо. Ты, надеюсь, с машиной?
– Спрашиваешь. Как договорились…
– Когда уезжаешь?
– Через три дня.
– Возьми деньги – здесь пять тысяч. Пригодятся.
– Ого! Не ожидал… Пригодятся, ясное дело. Сам знаешь, у меня не густо. Благодарствую.
– День прибытия тебе сообщили?
– Там все написано. Прочтешь – сожги.
– Как твои родственники?
– Живут, что с ними станется. Ждут не дождутся, когда уеду. Им, видишь ли, не нравится мои откровения. Ну и плевать! Каждый живет как может. Я не исключение.
– Ты за собой случаем 'хвоста' не приволок?
– Обижаешь… Потому и опоздал. Все чисто. Сам знаешь, какие 'университеты' заканчивал…
– Ну ладно, ладно… Есть хорошая поговорка: цыплят по осени считают. Береженого бог бережет…
– И то правда… Ну что, пойдем?
– Не торопись. Всему свое время. Придется обождать.
– Как знаешь…
Ночной гость, на ходу стаскивая клетчатый пиджак, направился к дивану.
– Вздремнуть успею?
– Успеешь, успеешь… Надеюсь, ты не храпишь?
– Отучили… Не беспокойся…
Хозяин, бесшумно ступая по толстому пушистому ковру, который укрывал пол в гостиной, прошел на кухню.
3
Лохматый пес, гремя цепью, метался по двору и тихонько скулил. Затем, усевшись у порога, поднял лобастую голову и завыл. Щелкнул замок, и на крыльцо дома выскочила хозяйка в длинной ночной рубахе.
– Рябко! Пошел вон! Гаспид лохматый! Ни днем ни ночью от тебя покоя нет…
Пес, виновато повизгивая, отбежал к сараю и лег у бочки с водой. Хозяйка, еще раз цыкнув на него, уже было направилась обратно, как вдруг страшный грохот обрушился на окраину, вмиг разметав сонную тишину раннего рассвета. Из соседнего дома полыхнул столб пламени, черный дым повалил сквозь высаженные окна.
Улицу заполнили полураздетые соседи; шум, гвалт выплеснулись волной к горизонту, наполнив окраину сумятицей. Перепуганная хозяйка вытащила на улицу мужа, который, прыгая на одной ноге, никак не мог другой попасть в штанину.
– Ой, горим! Ой, спасайте, люди добрые! Да что ж ты стоишь, Иван, бери ведра! Да не там, пьянчуга чертов, в сарае! О господи, до чего горилка довела, где ты взялся на мою голову!
Пожарные приспели 'к шапочному разбору'. Дом превратился в кучу шипящих закопченных бревен, среди которых копошились почерневшие от сажи люди с баграми и лопатами.
– Ну, слава богу, прибыли, соколики! – хромой дедок сплюнул с досады и заковылял вдоль улицы. – Едрена Феня…
