После нового года Андрей встречался с Дроздом только раз. Его старший приятель был весь в делах и неделями находился в командировках. Он еще больше похудел и почернел, словно обуглился.
Разговор между ними был ни о чем – пустой треп, не более того. Смышленый юноша сразу понял, что Дрозду не до него. Он лишь вежливо поддерживал разговор. Поэтому Андрей не стал отнимать у Дрозда время и с обидой в душе поторопился удалиться.
Наверное, Дрозд понял состояние юноши, однако при расставании его глаза так и остались пустыми и холодными. Что-то его угнетало, но что именно, Андрей не знал. Дрозд по-прежнему не пускал Андрея в свой внутренний мир.
Иногда не по годам проницательному юноше казалось, что Дрозд играет какую-то роль и вся его веселость и доброжелательность не более чем обманка, шелуха. Облетит она под порывом ветра, и под нею окажется не человек – душа нараспашку, а камень-гранит.
Зачем Дрозд с ним возится? Этот вопрос Андрей задавал себе не раз. И не находил на него ответа.
Единственным пришедшим ему на ум предположением было то, что, казалось, лежало на поверхности:
Дрозд страдает от одиночества, потому завел себе живое существо. Для развлечений.
С таким же успехом на месте Андрея мог быть и щенок. Есть только одна загвоздка: за щенком нужно ежедневно ухаживать, что при кочевом образе жизни Дрозда невозможно. То ли дело пацан: сам пришел, сам ушел, ни кормить, ни выгуливать не нужно…
Так размышлял Андрей, воскресным днем уединившись в своей комнате. До выхода 'в дозор' оставалось три часа, и он коротал их в горестных раздумьях.
С Аленой он так и не встретился. После выздоровления Андрей пришел на тренировку, где узнал, что она на неделю уехала с отцом во Францию.
Сразу же по приезду Алена заболела гриппом и в областных соревнованиях участия не принимала. А затем уже Андрей перестал ходить в спортзал. Он решил с гимнастикой завязать.
Алена почему-то больше не объявлялась. А сам Андрей позвонить не решился. Он панически боялся, что к телефону подойдет не сама Алена, а ее мамаша.
Чтобы выбросить из головы ненужные мысли, Андрей всецело отдался своей главной страсти. В любую свободную минуту он отрабатывал приемы защиты и нападения из нового комплекса боевых единоборств – того, что преподал ему Дрозд.
Благодаря гимнастике, Андрей усваивал материал очень быстро. И так же быстро доводил выученные ката[15] до совершенства. Он был ловок, гибок и обладал потрясающей реакцией.
'А может пойти прогуляться? – подумал Андрей. – Времени вполне достаточно. Хотя бы посмотреть на человеческие лица… Рожа Фундуклеева уже осточертела'.
Он прислушался. В кухне звенели миски-ложки и лилась вода из-под крана. Андрей сокрушенно вздохнул.
В последнее время мать просто помешалась на чистоте. Два раза в неделю она устраивала генеральную уборку и перемывала всю посуду. Теперь мать заставляла Андрея снимать обувь в общем с соседями коридорчике, а чистить одежду он должен был на лестничной площадке.
'Пойду! – решил Андрей и начал одеваться. – Ну его все к чертовой бабушке! Надоело…'.
Ему удалось выйти из квартиры не замеченным. В лифте Андрею 'повезло' ехать вместе с толстым солидным мужиком по фамилии Дрыщ. Звали его Сам Самыч. Он как обычно был угрюм и сопел, словно морж. От него несло чесноком и дешевым цветочным одеколоном.
Дрыщ жил этажом выше. Он работал чиновником городской администрации (заведовал каким-то отделом) и корчил из себя большого начальника. В доме Дрыща не любили. Он никогда ни с кем не здоровался. Он просто не замечал людей – шел, глядя поверх голов.
Семейство Дрыщей отличалось плодовитостью. Сам Самыч наштамповал троих пацанов. Четвертый 'дрыстунчик' (так соседи называли отпрысков Дрыща) находился в животе его супруги. Она уже была на сносях.
Ушлые старушки, коротавшие время на скамейках в скверике возле дома, разузнали причину такого 'подвижничества'. Сам Самычем двигала примитивная ревность, а вовсе не квасной патриотизм, заключающийся в самоотверженной работе на ниве ускоренного прироста населения страны.
Его жена была настоящей красавицей. Как он ухитрился ее заполучить, было большой тайной. Сам Самыч походил на бульдога, которому прицепили уши слона.
Он ревновал свою супругу к каждому столбу. Чтобы она не ушла к другому, Дрыщ придумал коварный план и выполнял его невзирая ни на какие перипетии в стране.
Его не смутил ни развал Союза, ни перестройка, ни демократические перемены, от которых большинство семей стали жить впроголодь. Он трудился каждодневно и неустанно, как муравей и с такой потрясающей эффективностью, что бедная женщина не вылезала из женской консультации и роддома.
Теперь ей и впрямь было не до амурных похождений. Беспокойные 'дрыстунчики' как мартышки мотались по комнатам до полуночи, с грохотом роняя на пол мебель и разные тяжелые предметы.
Когда их выпускали на улицу, все бродячие собаки и кошки обходили двор десятой дорогой, а обычно невозмутимые вороны улетали подальше с истошными криками.
Отпрыски Дрыща обладали уникальным даром творить всякие пакости. В их карманах всегда лежали рогатки, самодельные пугачи, камни и шутихи. И нужно сказать, что своим 'арсеналом' они пользовались с большим эффектом…
Андрей не стал дожидаться троллейбуса и пошел пешком.
Март выдался солнечным, светлым. Снег пока лежал, река еще была покрыта льдом, и временами ртутный столбик термометра опускался до отметки в десять градусов, но воздух уже был напоен восхитительными весенними запахами. Пронзительно голубое небо было не просто бездонным; оно казалось воротами в новую вселенную. Или входом в райские врата.
Задумавшись, он не заметил белой 'девятки', которая медленно двигалась позади, – словно за рулем сидел неопытный стажер, осваивающий азы вождения автомобиля.
Но как только Андрей свернул в безлюдный переулок – чтобы сократить путь, 'девятка' резко набрала скорость и за считанные секунды догнала юношу.
Андрей невольно отшатнулся в сторону, потому что машина резко затормозила, выехав на тротуар. Весь в своих мыслях, он недоуменно посмотрел на двух мужчин в милицейской форме, которые вышли из 'девятки'.
– Стоять! – приказал один из них, старший лейтенант, доставая пистолет. – Не двигаться, буду стрелять!
– В чем дело? – спросил дрожащим голосом испуганный Андрей.
Он с детства привык обходить человека в милицейской форме стороной. Так его учила мать.
– Руки за голову! – продолжал командовать милиционер. – Обыскать, – приказал он второму, сержанту.
Тот сноровисто обшарил Андрея с ног до головы и сказал:
– В норме…
– Садись в машину! – приказал старший лейтенант.
– Зачем?! Что я сделал? – в отчаянии спросил совсем потерявший голову Андрей.
