Нас уже ждали. И именно с той стороны, где мы должны были высадиться. Засада была обустроена по всем канонам ведения партизанской войны.
Но 'чехи' не учли одного – что я поступлю по-своему. За что, собственно говоря, их винить нельзя. Из опыта они знали, что план войсковой операции по ходу действия не меняется. По крайней мере, так быстро и спонтанно.
Наша команда зашла с тыла и популярно объяснила 'чехам', что такое спецназ ГРУ. В конечном итоге мы загнали их на минное поле, откуда они и отправились прямо к своему аллаху.
Но не все. Прежде чем начался сабантуй, мои парни по-тихому умыкнули 'языка', араба по национальности, который, как оказалось, был не последним человеком в этой банде.
Несколько позже (когда мы чистили перышки в ожидании 'вертушки') пленник рассказал, что они были предупреждены о спецоперации одним правоверным, проживающим в Грозном. Использовав мобильную телефонную связь, лазутчик 'чехов' настойчиво убеждал главаря банды, чтобы он не принимал бой, а увел людей в горы, подальше от лагеря.
По словам пленного араба, лазутчик сказал, что командир спецназовцев – очень опасный человек, профессионал высокого класса. Главарь только посмеялся…
Сложить два и два и в итоге получить четыре может даже такой недалекий человек, как я. Чего проще.
Академий мы не заканчивали, но опыт кое-какой имеем. Поэтому я связал узелки еще на борту 'вертушки', которая сняла группу с отработанного объекта.
Адрес он сказал при первой встрече, на рынке. Двери отворил какой-то старикашка, который тут же куда-то испарился.
Едва взглянув мне в глаза, Леча понял, что я – ЗНАЮ. Мы молча стояли друг против друга и смотрели, смотрели… Два волкодава, теперь уже принадлежащие к разным стаям.
У него был при себе пистолет. На этот счет у меня не имелось ни малейших сомнений. Он знал, что я тоже вооружен; это и козе понятно. Но Леча не рискнул обнажить ствол.
Во-первых, он знал, как я владею пистолетом. А во-вторых, правая рука Лечи была покалечена взрывом.
Поэтому точность его стрельбы оставляла желать лучшего. Впрочем, это от него и не требовалось. Он был специалистом другого профиля.
Леча прыгнул, как барс. Но не на меня, а в открытую дверь кухни. Однако, пуля оказалась быстрее. Она хоть и дура, но иногда попадает в кого нужно и куда нужно…
В кухонном полу был люк в подвал. И кстати, почему-то открытый. Наверное, Леча не ждал гостей. Или ждал, но других. Из подвала мы извлекли почти двести килограмм динамита.
А в тарелке на кухонном столе лежала граната, прикрытая салфеткой. Леча не дотянулся до нее на самую малость.
Вот и верь после этого в боевое братство… Когда я вообразил, что могло случиться со мной и моими парнями, будь Леча пошустрей, мне стало не по себе. На месте дома образовалась бы воронка диаметром с лунный кратер.
Представляю, как ругались бы небесные служки, собирая меня по частям для присутствия на Страшном суде…
Спустя двое суток после смерти Лечи его группа в Грозном перестала существовать. Я закусил удила и проявил не свойственный мне талант аналитика. Я вычислил их почти всех. Остальных несколько позже арестовали коллеги из службы безопасности.
Каюсь, пришлось на кое-кого нажать… так, слегка, без стрельбы по конечностях, но с мордобитием. Война – жестокая штука.
Мы взяли шестерых. В том числе и одного русского, бывшего спецназовца. У него на связи был 'крот' в штабе округа, который за баксы мог продать и родную мать. На счету группы Лечи были десятки подрывов.
Он и впрямь хорошо знал свою воинскую специальность.
Маршрут моей команды и район десантирования Леча вычислил элементарно просто. При встрече он сразу сообразил, что через час-другой я отправляюсь на задание, которое никак не может быть простым и обыденным. Уж он-то знал, как работает спецназ ГРУ и задания какой сложности выполняет.
'Крот' из штаба округа оперативно выдал данные по количественному составу команды, а еще один 'кореш', служивший на аэродроме, – мать бы их всех, этих предателей!.. – сумел краем глаза заглянуть в полетную карту командира вертолета.
Состыковать моих парней с 'вертушкой', в которую мы грузилась, для Лечи было проще простого. (Чегочего, а соглядатаев вокруг наших военных объектов в Чечне хватает).
Такие мысли бродили в моей черепушке, пока я незаметно наблюдал за Анубисом. Наверное, они не совсем соответствовали атмосфере пьяного разухабистого веселья и слегка завуалированного разврата, царившей в 'Третьем Риме', потому что обычно наблюдательная Марья с тревогой спросила:
– Что-то случилось?
– Да.
Я широко улыбнулся; мне очень хотелось, чтобы улыбка получилась не натянутой.
– Волнуюсь, что куда-то запропастился наш половой.
– А зачем он вам нужен?
– Марья Казимировна, я уже добрых полчаса сижу без спиртного.
– Ну и что? Хорошо сидим…
– Ты, может, и хорошо сидишь, а вот я страдаю.
– Почему? – удивилась Марья.
– Потому что, без приема водки в количестве двух стаканов на грудь, смотреть на это непотребство нет никаких сил.
Я кивком указал на сменивших музыкантов стриптизерш, которые, за неимением мужиков, принялись тискать друг дружку.
– Иначе я так и останусь холостым. Такое зрелище просто убьет во мне мужское начало.
– Это и впрямь будет прискорбно…
Она с напускной скромностью опустила глаза.
– Не принимай так близко к сердцу мои личные проблемы, – сказал я серьезно. – Их у меня так много, что под таким грузом ты можешь сломаться.
– Ой, как страшно! – воскликнула Марья и рассмеялась. – Какие проблемы? Фирма сейчас в полном порядке, а что касается вашей личной жизни… – Она вдруг зарделась. – Вы еще молоды.
– Душой. Но за комплимент спасибо.
– Это не комплимент, а констатация факта.
– По-моему, до 'констатации' мы так и не дошли. И видит Бог, не по моей вине. – Я лукаво ухмыльнулся.
Марья посмотрела на меня странным взглядом.
– Верно, – сказала она, – вашей вины нет. Но и моей – тоже.
– Это как понимать?
– Вам нравятся одноразовые женщины?
– Одноразовые!? – Я от души рассмеялся. – Поздравляю. Ты сказала новое слово в классификации слабого пола.
– Почему – новое? Женщина на одну ночь – любимое развлечение плейбоев.
– Ну, ты сравнила… Я что, похож на плейбоя?
– Честно?
