разобраться с крепышом. У меня не было полной уверенности, что нас отпустят живыми, и в какой-то момент я уже намеревался пойти на безрассудный шаг.
Однако не пошел. Испугался? Возможно. Не боится только дурак. Когда смерть рядом, в двух шагах, ситуация видится несколько по-иному, нежели ты разбираешь ее в тиши кабинета за письменным столом, читая в книге описание эпизода.
Как бы там ни было, но гроза прошла стороной. Как долго продержится затишье? Не знаю. Мало того – даже не предполагаю.
Затишье… Затишье перед бурей.
Глава 23
Кто не бывал в современной провинциальной глубинке, тот просто не знает жизни. Настоящей жизни. Она мало похожа на ту, что бурлит в столице или, например, Питере. Нынешнее бытие кажется осколком из далекой эпохи – от зазеркалья под названием НЭП, вдребезги растоптанного сапогами красных коммунаров.
Унылые магазины эры развитого социализма, бельмастые и в нищенском отрепье, соседствуют с шикарными бутиками и разнообразными 'шопами' недоразвитой демократии, отделанными импортной плиткой под дорогой итальянский мрамор.
Блистающие свежей краской и никелированными деталями заграничные машины подчеркивают убогость самодельных лотков и прилавков, на которых процветает дикая торговля всякой всячиной.
Расфуфыренные путаны, раскрашенные во все цвета радуги, брезгливо сторонятся попрошаек. Их не так и много по сравнению с большими городами, но на фоне гулящих девок, одетых с иголочки, и недавно отремонтированных фасадов в центральной части райцентра, вопиющая нищета несчастных кажется особенно вызывающей.
Провинциальный народ ходит неторопливо, даже безмятежно (если смотреть со стороны), – будто в сонном царстве. Людям глубинки спешить некуда: работы нет, зарплаты тоже, цены в 'шопах' такие, что лучше не смотреть – чтобы лишний раз не расстраиваться, а в остальном – все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо…
На рынке, куда мы с Зосимой прирулили, к моему удивлению, нашлась самая настоящая коновязь – с яслями для корма и колодцем с длинным корытом, чтобы поить лошадей. Машку приветствовали дружелюбным фырканьем две унылые коняги, запряженные в большую арбу, и она с независимым видом заняла место рядом с ними.
Сдав ружья на хранение знакомому, заведовавшему контрольными весами, Зосима бросил Машке охапку сена, и вопросительно посмотрел в мою сторону. Наш 'большой поход' на райцентр был всего лишь разведывательным мероприятием, и по большому счету в городке нам делать было абсолютно нечего.
Поэтому, для начала, я решил походить по рынку, предлагая себя в виде живца – авось, кто клюнет.
Желательно по-настоящему крупная рыба. А то разная мелюзга уже умаяла. Была бы охота с нею возиться…
Я никак не мог докопаться до сути тех явлений и событий, которые происходили на 'острове' и вокруг него, и в первую голову со мной. Что-то здесь не связывалось, не рисовалась ясная картина, написанная художником в реалистической манере.
Скорее наоборот – я все приближался и приближался к знаменитому квадрату Малевича, где нет полутонов, света и тени, а царит сплошная черная пустота. Мало того, я не только приближался, я уже одной ногой ступил в густой морок, откуда нет выхода.
Не хватало одного звена. По крайней мере, мне так казалось. Когда на человека валятся неприятности, то все сразу. Проверено.
Исключения из общего правила случаются, но редко. И я был почти уверен, что чаша на весах несчастий пока до конца не наполнена. Потому что у меня имелся еще один неприятный довесок, о котором я безуспешно пытался забыть, забравшись в лесную глушь.
Я приехал в райцентр искать это недостающее звено. Детское желание, которое присуще и взрослым, – вместо того, чтобы бежать от опасности, идешь к ней навстречу. Опасность притягивает. Чисто обезьяний инстинкт.
Впрочем, подобное поведение присуще и другим представителям фауны, особенно в юном возрасте.
Наверное, по вполне очевидной причине: чтобы в будущем избежать именно такой, пока еще не познанной, опасности, нужно познакомиться с нею поближе. Как говорится, лучше раз увидеть, а то и попробовать на зуб, чем сто раз услышать.
Рынок был слабенький и не шел ни в какой сравнение с теми, что мне доводилось видеть в больших городах. Оно и понятно. Провинция есть провинция.
Однако и здесь в рядах высились горки цитрусовых, приятно радовали глаз ананасы и бананы, а на некоторых прилавках присутствовали и вообще диковинные для нашей глубинки экзотические фрукты. Что там ни говори, но частная инициатива гораздо поворотливей государственной системы. Теперь уже никто не ездит за вареной колбасой в областной центр – своей вдоволь.
Ну и, понятное дело, рынок никак не мог обойтись без кавказцев. Беседуя на своем языке, они держались кучками, снисходительно посматривая на бабуль и женщин, разложивших на прилавках немудреные товары.
Людей между рядами было немало. На удивление. Но присмотревшись внимательней, я понял, что они не столько покупали, сколько глазели. Особенно много их было в той части рынка, где продавались вещи. (В райцентре продовольственный и вещевой рынки слились в единый).
Я присоединился к праздношатающимся, которым посещение рынка было сродни походу на премьеру увлекательного, но дорогого спектакля с не менее дорогим буфетом в антрактах. На меня, к моему глубокому сожалению, почти не обращали внимания. Все были заняты гляделками – рассматривали разложенные и развешанные шмотки.
Только две совсем юные девицы, хихикая и перешептываясь, строили мне глазки. Увы, они и впрямь были для меня чересчур юными…
Зосима тоже слонялся между рядами словно неприкаянный. Он был сильно задумчив и погружен в размышления. Наверное, никак не мог избавиться от стрессового состояния, навеянного нашим приключением на лесной дороге.
Бедняга… Видит Бог, я меньше всего хотел, чтобы Зосима на старости лет сыграл в том жестоком представлении, которое по моему уразумению уже было заявлено в пока не расклеенных афишах.
– Чего шляемся? – бурчал он время от времени. – Надо что – купи. На рынке все есть. Ан, нет. Все ходим и ходи… Ноги бьем зазря. Зачем?
– О, мой верный Санчо Панса! – Я театрально взмахнул руками. – Никакие жертвы не кажутся мне чрезмерными в поисках моей несравненной Дульсинеи.
Зосима посмотрел на меня как на умалишенного. Увы, ему так и не довелось прочитать Сервантеса.
Я спокойно выдержал его взгляд и сказал не без пафоса:
– Вперед, мой друг! Не ропщи, нас ждут великие дела. Дай мне еще два часа на променад, и мы поедем обратно. И не тащись за мной как привязанный. Иди попей пивка.
В отличие от Зосимы, приключение в лесу лишь добавило мне в кровь адреналина. Я был сильно возбужден, и все мои чувства обострились до предела.
