был все бросить и перевестись в те места, где вор 'в законе' отбывал очередной срок, потому что был уверен – хитрый, как змей, пахан нигде долго не задержится и уйдет в побег. Но начальство зоны уже знало о вендетте егеря-следопыта, и, чтобы не потерять такого ценного внештатного сотрудника, намеренно его дезинформировало, когда егерь с непреходящей настойчивостью пытался выяснить судьбу Чагиря, хотя такие сведения 'хозяин' мог предоставить ему в любой момент.
Спецзону закрыли в 1979 году. Выросший возле нее поселок вохры[36] постепенно запустевал, и уже через пять лет мало что напоминало о скорбном месте принудительного захоронения человеческих страстей и дурных наклонностей. Бараки кто-то сжег, колючая проволока превратилась с ржавую пыль, а избы лагерной обслуги вросли в землю по окна. В поселке остались лишь самые закоренелые старожилы, которых нигде и никто не ждал. Кое-кто из них подался в охотничью артель, а самые старые проедали нажитое и бражничали, с тоскою и пьяными слезами вспоминая былое. Егор Павлович поначалу наведывался сюда, чтобы покалякать о том, о сем со знакомыми – друзей или даже близких приятелей он так и не завел – но вскоре понял, что вид зоны навевает на него смертную тоску и посещения обломков крушения своих надежд прекратил.
Так шли годы – ни шатко, ни валко – медленно, но верно покрывая голову Егора Павловича сединой, а горячее беспокойное сердце – пеплом старческого благоразумия и философского отношения к жизни. Лишь одно могло заставить пробудиться закостеневшую душу егеря и полыхнуть жарким пламенем – воспоминания о Чагире. Но и они с годами навещали его все реже и реже, постепенно превращаясь просто в кошмарный детский сон…
Запах костра Егор Павлович услышал, когда наконец выбрался из топкого места на достаточно удобную тропу, ведущую на плоскогорье. Весна пришла ранняя, солнечная и земля покрылась свежей зеленью за какую-то неделю. Егерь и зимой днями пропадал в тайге, а в хорошую теплую погоду мог неделями не появляться в своем егерском 'поместье', где несли вахту в общем то неплохие ребята, но очень уж молодые и совершенно чуждые ему по духу. Он их всего лишь терпел, как необходимое и, к счастью, небольшое зло и не позволял им лезть в свою в душу. Впрочем, Егор Павлович был для них начальником и легендарной личностью, о которой они были наслыханы с малых лет, а потому молодые егеря относились к нему с почтением и не позволяли себе, как многие подчиненные, злословить в адрес шефа.
Егор Павлович долго размышлял – идти к костру или нет. Он точно знал, что лично ему встреча не сулила ничего хорошего. До его ноздрей уже долетел запах печеного мяса, и егерь был абсолютно уверен, что гдето впереди, на расстоянии в сотню метров, разбили бивак браконьеры, которым такое рандеву тоже шло не в масть. Будь он моложе, никакие соображения или колебания его не остановили бы. Но тяжелые путы безразличия, сковавшие все еще крепкие и быстрые ноги Егора Павловича, заставляли призадуматься.
Сколько раз за последние годы ему приходилось отлавливать таких двуногих хищников – и что? А ничего.
Их даже официально не штрафовали, кивая на некие высшие соображения. Заключающиеся, как уже знал егерь, в элементарных взятках, регулярно получаемых руководством заказника и от 'старых', и от 'новых' русских за бандитское право под корень истреблять всю таежную живность.
Посмотрев назад, Егор Павлович сокрушенно вздохнул: возвращаться – значило опять брести по болоту и преодолевать буреломы. А он уже и так отмахал по дикой тайге около тридцати километров. Звериная тропа была единственным удобным путем к распадку, за которым начинался редкий и удобный для ходьбы молодой сосняк.
Оставалось одно… Егерь посмотрел на Грея. Умный пес давно учуял присутствие чужих людей и стоял напряженный, словно туго сжатая пружина, готовый в любой момент начать уже привычную для него охоту на человека.
– Поди-ка ты, дружок, сторонкой, – сказал ему с теплотой в голосе Егор Павлович.
Сказал и по-особому тихо посвистел. Грей глянул на егеря с неподражаемым лукавством, и исчез в зарослях так быстро и бесшумно, что со стороны могло показаться будто под ним разверзлась земля и проглотила пса. Он знал, чего хочет от него хозяин и был готов исполнить все в лучшем виде…
На достаточно обширной поляне, уныло опустив длинные гибкие лопасти, стоял небольшой вертолет незнакомой ему конструкции; скорее всего, эта красивая стрекоза с большими выпуклыми глазами темного стекла была импортного производства. Метрах в двадцати от винтокрылой машины горел костер; возле него была развернута скатерть с напитками и едой. Над костром на вертеле скворчал приличный кусок мяса, за которым присматривал здоровенный битюг с бритым затылком; похоже, ему уже давно перевалило за тридцать. Кроме повара по случаю, на поляне находились еще двое: упитанный господин- товарищ лет пятидесяти пяти – шестидесяти в новенькой штормовке и с 'начальственным' выражением несколько обрюзгшего от возлияний лица и спортивного типа черноволосый мужик, помоложе, в кожаной куртке и джинсах. Они о чем-то разговаривали, рассматривая ружье – американский 'винчестер' с оптическим прицелом, как определил со своего места егерь.
Терпеливо обождав еще минуты две – вдруг еще кто плутает в кустах? – Егор Павлович наконец решил показаться всей это честной компании. Приготовив карабин к стрельбе (чем черт не шутит, в такой ситуации всякое может случиться), он снова вышел из зарослей на тропу, но не успел сделать и пяти шагов, как почувствовал резкий тычок чем-то твердым в спину, пониже лопаток. И в тот же миг насмешливый голос сзади предостерег:
– Не трепыхайся, дядя. Иначе пульну. А ружьишко положь. Медленно… Вот и ладушки. Пошел… – Егеря грубо подтолкнули.
Их появление на поляне произвело сильный эффект. Полный мужчина в штормовке даже открыл рот от изумления. А битюг, у которого все руки были в наколках, от неожиданности оступился и угодил одной ногой в костер.
– Ну, как вам мой улов? – спросил тот, что шел позади егеря. – Больно хитер оказался, курилка. Но я его все равно вычислил, хотя он и маскировался.
– Какого хрена, Глеб!? – наконец прорвало мужчину в штормовке. – Зачем ты его сюда привел? Мне уже твои диверсантские штучки во где сидят, – он показал на свой кадык.
– Так ведь этот старый хмырь шел сюда не с пустыми руками. Пушка у него будь здоров. Мог запросто перещелкать нас, как куропаток. Какие уж тут штучки, Кирилл Петрович.
– Кто ты такой и что тебе тут нужно? – резко спросил полный Егора Павловича.
– Аналогичный вопрос и мне хочется задать, – спокойно сказал егерь.
– Не дерзи, мужик, – подал голос и мужчина в кожаной куртке. – Ты не на профсоюзном собрании.
Он говорил тихо, но от его ледяного голоса по спине Егора Павловича пополз холодок. Неподвижные змеиные глаза мужчины в кожанке были пусты и казались совершенно безжизненными. Левый бок его куртки довольно заметно оттопыривался, и егерь не сомневался, что там прицеплена наплечная кобура с пистолетом. Опасный человек, решил про себя Егор Павлович.
– Если я вам помешал – извините, – пожал плечами егерь. – Отдайте мне карабин и я пойду дальше. Будем считать, что мы друг друга не видели.
– Братва… Кирилл Петрович! – вдруг вскричал битюг, который до этого стоял в полном ступоре, глазея на Егора Павловича как на нечистого, неожиданно выскочившего из преисподней. – Это… это Сатана! Мать твою…
