– Конечно, – одобрительно улыбнулся Клевахин. – А у тебя тут ничего…
– Гы… – осклабился нищий и начал колдовать над чайником и электроплиткой.
– Родин Матвеевич, а зачем ты позвал меня сюда? – спросил майор. – Мы могли бы поговорить и на Подкове.
– Нельзя, – Гуга боязливо поежился. – Т-там эти… большие… П-подумают, что я стучу. Б-будут бить…
– И то верно, – согласился Клевахин.
И подумал, что Гуга не так глуп, как кажется. Впрочем, возможно он всего лишь не утратил инстинкт самосохраненния.
Чай оказался отменным. Майору досталась чашка с позолоченным ободком, которую нищий достал из своего сидора, который лежал под топчаном. Наверное она была какой-то реликвией, потому что Гуга нес ее с благоговейным видом. Странное дело, но Клевахин не ощущал присущей ему брезгливости и пил чай с удовольствием, а не для того, чтобы замылить глаза юродивому.
– Расскажи мне о том, что ты видел, когда фура въехала в 'Малибу', – попросил он, когда с чаем было покончено.
– О-о… – Гуга сделал испуганные глаза. – М-машина – бум! Стекло упало… мне было б- больно.
– Ты водителя видел?
– Пух! Пух! Стгеляли… – продолжал нести свое Гуга, будто и не слыша вопроса. – Кгасиво… – с нелогичным восхищением закончил фразу юродивый.
– Тебе понравился фейерверк, когда начали взрываться шутихи?
Гуга энергично закивал головой, блаженно улыбаясь.
– Так что там водитель? Ты должен был его заметить, потому что находился рядом, – с нажимом сказал майор, требовательно глядя на юродивого.
– Гуга не знает, Гуга ничего не видел, – неожиданно твердо ответил нищий; но тут же сменил тон и заискивающе заглянул в глаза Клевахина: – А вы точно б-бить меня н-не будете?
– Я ведь пообещал, – с укоризной ответил майор. – Значит, ты ничего не видел? А скажи мне…
Они беседовали еще час. Правда, большей частью говорил Клевахин, а Гуга отделывался совершенной ахинеей. И все же старый опер чувствовал – нищий что-то умалчивает. Он рассказывал о чем угодно, только не о конкретных вещах. К вопросу о водителе КАМАЗа майор возвращался несколько раз, но его настойчивость неизменно натыкалась на явное нежелание Гуги разговаривать на эту тему.
Возвращаясь в управление, Клевахин думал лишь об одном: настолько, все-таки, Гуга ненормален? И не является ли его нищенствование одной из форм самоуничижения, являющейся производной от постигшего Родиона Волкова горя? Ведь нельзя назвать шута полным идиотом, так же, как и бомжа – сумасшедшим. По крайней мере в разговоре, когда майор менял тему, Гуга иногда высказывал такие перлы, что оперу впору было обращаться к энциклопедии. И тем не менее нищий все-таки явно был не в своем уме. Или уж очень умело изображал из себя юродивого.
Так и не определившись, кем считать Гугу, майор вошел в свой кабинет, где его уже ждал Тюлькин.
Старлей, судя по его виду, был напуган до крайности.
– Что у тебя стряслось?! – спросил Клевахин – в таком незавидном состоянии он видел Тюлькина впервые.
– Мне хана, Николай Иванович… – у старлея зуб на зуб не попадал от волнения, а возможно и от страха.
– В каком смысле?
– В прямом. На меня открыли охоту. Сегодня утром пытались похитить. К счастью, мне здорово повезло… – Морщась, Тюлькин помассировал шею.
– И в чем заключалось твое везение?
– За мною пообещал заехать на своей тачке Берендеев. Я вышел из дому пораньше, а тут эти…Меня уже запихивали в машину, но тут подоспел капитан и начал стрелять. Я тем временем отбился…
– Хреново, парень… – Клевахин был озабочен и удручен.
Он совершенно не сомневался, что попытка похищения Тюлькина – дело рук боевиков Джангирова. Видимо, главный сатанист города так и не оставил надежд разыскать Лизавету и теперь хочет узнать ее местонахождение с использованием достаточно экзотических для города методов; по крайней мере, Клевахин с умыканием сотрудников уголовного розыска встретился впервые. Стрелять – стреляли, однако чтобы отважились на похищение – такого он не помнил.
Но они не успели обсудить сложившуюся ситуацию. В кабинет влетел злой, как черт, Берендеев.
– Ты! – он с обличающим видом ткнул пальцем в грудь Клевахина. – Темнила старый!
– Здорово, Берендеич, – невинно ухмыльнулся майор. – Ты чего обзываешься?
– Вот, посмотри на него! – капитан показал на пригорюнившегося Тюлькина. – Во что ты втравил парня?
Делаешь из него Мальчиша-Кибальчиша? Который не выдаст смертельную тайну старшего опера угро Штымпа даже под пытками.
– Это ты о похищении? Так ведь все обошлось.
– Ну ты даешь… – изумленно уставился на майора Берендеев. – Сегодня обошлось, а завтра? Что будет завтра?
– Что будет, то и будет… – буркнул Клевахин. – Мы работаем не в детском саду. А старлей – парень, что надо.
Он не из трусливого десятка.
– Ты ему кидаешь леща, или мне баки забиваешь? Так нечестно, Николай Иванович. Выкладывай все, что ты там накопал. Иначе мне придется ставить вопрос перед Бузыкиным.
– Напугал бабу… этим самым… – Майор раздраженно грохнул дверцей сейфа. – Иди себе, сокол ясный, и отрабатывай линию снайпера. И не ищи лишних приключений на свою задницу. А Тюлькину нужно поберечься – ходить со стволом и не ловить гав. Впрочем, я думаю, больше они к нему не сунутся.
– Я должен знать!..
– Не зарывайся, Колян! – перебил капитана Клевахин. – Ничего я тебе не должен. И не лезь туда, куда тебя не просят. Кто потом будет кормить твоих пацанов? Я тебя советовал, как другу: заглядывай в рот Бузыкину и стой во фрунт перед Атарбековым – может, все и обойдется. Неужто так хочешь ступить на мою тропу?
– Значит, ты все-таки продолжаешь заниматься 'кладбищенским' делом, – задумчиво сказал Берендеев. – Тихой сапой. И неизвестно кто больше рискует – я или ты.
– Давай забудем этот разговор. Мы с тобою вместе не один пуд соли съели, так стоит ли горшки бить? Если что-нибудь ценное узнаю – будь спок, проинформирую. Надеюсь, ты не страдаешь повышенным профессиональным самолюбием?
– Мои страдания дальше пустого кошелька не распространяются, – пробурчал капитан. – Но ты, однако, гусь…
– Давай на этом и остановимся. Заклейми меня позором. Только желательно не на все управление.
– Где девушка? – вдруг резко спросил Берендеев.
