– До него есть дело. Пойдете с нами, будете понятым. Где он спит?
– В верхних покоях.
– У него кто–нибудь ночует?
– Не приметил, чтобы кто с вечера заходил к нему, – уклончиво ответил дворник.
Артузов знал, что Щепкин уже в летах и вряд ли способен оказать вооруженное сопротивление, однако некоторые меры предосторожности предпринять не мешает, мало ли кто может оказаться в доме кроме хозяина.
Но он помнил инструкцию Дзержинского: оружие применять только в случае, если угрожает опасность. Помнил также и ставшее законом для чекистов, проводящих обыск и дознание, строжайшее указание: обращение с арестованными и их семьями должно быть вежливым, никакие окрики и нравоучения недопустимы, равно как недопустимы угрозы каким–либо оружием.
Чекисты решили войти в дом через парадное, предварительно проинструктировав дворника. После долгого, настойчивого стука за дверью послышались тихие шаги. Испуганный женский голос спросил:
– Кто будит в неурочный час?
– Это я, сторож Пафнутий, вот привел к барину господ. У них к нему дело важное…
– Сейчас открою, вот только за свечой сбегаю.
Через несколько минут вновь послышались осторожные шаркающие шаги. Видимо, в доме Пафнутию доверяли, потому что без лишних слов служанка откинула цепочку, сняла крюк и отомкнула ключом замок. Чекисты шагнули через высокий порожек в темный коридор и – прямо наверх. Кто–то рывком открыл зеркальную дверь спальни – никого. Неужто скрылся? Быстро к кабинету. Через дверную скважину мерцал свет от свечи. Артузов потянул за ручку, дверь оказалась запертой.
– Откройте. Именем закона…
За дверью раздался какой–то звук, потом свет исчез, видимо, хозяин взял свечу в руку. Послышался глухой голос:
– Обождите, господа, только халат надену.
Щепкин явно тянул время. А один ли он в кабинете? – засомневался Артузов. Об этом уже подумал и опытный Павлуновский. И выругал себя: не догадался выставить пост у окон со двора, понадеялся, что с высокого второго этажа вряд ли человек рискнет выпрыгнуть. Тем более в темноте. Исправляя ошибку, Иван Петрович торопливо бросил:
– К окнам снаружи!
Мигом кинулся на улицу молодой оперативный работник, выхватывая на ходу наган.
Дверь распахнулась. В проеме стоял пожилой человек со свечой в руке. На лице не заметно и тени беспокойства. Или чист душой, или выдержка… Пока говорить рано.
– Входите, господа. Чем обязан ночному визиту?
– Гражданин Щепкин? – спросил Павлуновский.
– Да, я. Могу паспорт показать.
– Не нужно, верим.
Поставив свечу на придан – круглый столик на одной ножке, Щепкин все же направился к массивному орехового дерева бюро. Павлуновский остановил его:
– Считаю личность установленной. А теперь, извините, мы должны осмотреть квартиру.
– На предмет?
– Не храните ли оружия, не прячете ли подозрительных людей.
– Господь с вами. Я законов не нарушаю.
При свете свечи Артузов разглядел, как затряслась возмущенно бородка–клинышек. Однако Щепкин быстро взял себя в руки. Сцепил замком крупные, видать, еще сильные пальцы. Спокойно сказал:
– Извините, немного понервничал… Но сами понимаете, время в Москве неспокойное, анархисты шастают по квартирам, а то и просто бандиты.
Чекисты приступили к делу. Павлуновский подошел к окну. Тронул задвижку – не на запоре. Значит, не исключалось, что до их прихода кто–то выпрыгнул в окно. «Вот для чего Щепкин тянул время, кому–то уйти надо было» – и еще раз выругал себя за упущение.
– Кто ушел от вас через окно? – спросил Павлуновский хозяина.
– Никто, – с достоинством ответил Николай Николаевич. – Если вы по поводу отомкнутого шпингалета, то объяснение простое, самое что ни на есть житейское: проветривал кабинет, потому как спать в духоте не могу.
Артузов подошел к окну. В светлом пятне, отброшенном на землю освещенным окном, выделялись какие–то черные силуэты.
Обыск продолжался. Пока – ничего, что можно было бы хоть в малую вину поставить домовладельцу. И тут запыхавшийся оперативник с наганом в руке ввел в кабинет незнакомого человека, перепачканного уличной грязью.
– Вот задержал, – доложил чекист.
– Кто такой? – спросил Павлуновский. Незнакомец исподлобья метнул взгляд в Щепкина, видимо, искал у него немого приказа – говорить или молчать.
– Документы!
– Могу предъявить, – и незнакомец протянул помятую бумажку.
– Клишин, – прочитал вслух Павлуновский.
А тем временем Артузов расспрашивал домработницу, знает ли она задержанного. Девушка простодушно рассказала, что это племянник господина, недавно вернулся с фронта. Разоблачить деникинского курьера, Георгия Шварца, прибывшего в Москву по подложному документу на имя Клишина, было уже делом несложным.
– Обыск продолжать, все осмотреть самым тщательным образом, – распорядился Дзержинский, до сих пор не вмешивавшийся в действия оперработников, заметно сбавивших активность в обыске. – Не для пустой забавы деники–нец перешел линию фронта. Он должен что–то унести для деникинской разведки.
Из сказанного главой ВЧК следовало: необходимо найти то, что должен был унести из дома деникинский курьер. Настойчивое продолжение обыска – не расчет на случайность, нет. Щепкин – крупная фигура в лагере контрреволюции, к нему должна стекаться информация. В то же время человек он чрезвычайно осторожный, понимающий опасность и значение конспирации.
Молча сидевший в углу кабинета Щепкин довольно быстро оценил смысл решения Дзержинского и сразу как–то встрепенулся, ехидно проронив:
– Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.
– Гражданин Щепкин, в данном случае Чехов вам не помощник, – заметил Артузов, имея в виду, что Щепкин произнес тираду из чеховского рассказа «Письмо к ученому соседу». – Все может быть. И то, что мы ищем, обязательно найдем.
– Ну–ну, ищите. – Скрестив руки на груди, Щепкин смежил глаза, показывая, что весь этот обыск – пустая затея.
Внимательно наблюдавший за поведением Щепкина, за его спокойной уверенностью Артузов понял: обыск в квартире – действительно пустое дело. «То, что интересует нас, надежно спрятано, возможно, в другом месте…» Это стало ясно и Павлуновскому.
– Переходите к осмотру двора, – распорядился он. Дзержинский в знак согласия кивнул.
И сразу Щепкин как–то вжался в мягкое кресло. «Что–то его не устраивает, – подумал Артузов. – Да, надо идти искать во двор».
Первым делом в глаза бросилась разбросанная поленница. Однако разбросанной она
