Итогом встречи было постановление Политбюро ЦК ВКП(б): назначить начальника ИНО ОГПУ Артура Христиановича Артузова по совместительству заместителем начальника IV управления Штаба РККА. Ему предлагалось в месячный срок проанализировать работу военной разведки и предложить меры по устранению недостатков. Он должен был также в дальнейшем перестроить центральный аппарат Разведупра и его агентурные сети, образовать совместную комиссию в составе начальника Разведупра Штаба РККА и начальников Иностранного и Особого отделов ОГПУ для координации действий военной и политической разведок, а также создать при Разведупре школу разведки (до этого здесь имелись лишь краткосрочные курсы).
Как впоследствии писал сам Артузов, Сталин, направляя его на работу в Разведупр, сказал, что он должен быть там его глазами и ушами.
Так Артузов стал владельцем еще одного служебного кабинета в знаменитом, в два этажа, «шоколадном домике» в Большом Знаменском переулке под номером 17. Оперативные отделы и службы обитали по тому же адресу в большом четырехэтажном здании рядом.
При назначении Артузов оговорил единственное условие: чтобы ему разрешили взять с собой в Разведупр из ОГПУ по своему усмотрению около тридцати сотрудников. Просьба была удовлетворена. Пришедшие с Лубянки вместе с Артуром Христиановичем люди, как правило, заняли ключевые и ответственные посты. Одним из помощников начальника РУ стал Лев Николаевич Захаров (псевдоним Мейер), начальником 1–го отдела (военная разведка в странах Запада) – Отто Оттович Штейнбрюк, начальником 2–го отдела (военная разведка в странах Востока) – Федор Яковлевич Карин.
К 23 июня 1934 года Артузов подготовил подробный доклад, основные положения которого были им в «рабочем порядке» обговорены с наркомом Ворошиловым. В тот же день докладная записка и объемистый, 16 страниц машинописного текста, доклад под грифом «Совершенно секретно» были с фельдъегерем отправлены «тов. Сталину» и наркому обороны СССР «тов. Ворошилову». Профессионально и дотошно были выявлены недостатки и сделаны предложения по улучшению, и радикальному, работы IV управления Штаба РККА. Незадолго до своей кончины Борис Гудзь предоставил автору полный текст этого доклада. (Примечательно, что, приводя примеры нарушения сотрудниками правил конспирации, Артузов назвал и знаменитого в будущем разведчика, видного географа, венгерского коммуниста Шандора Радо, лично ему тогда не знакомого. За излишнюю разговорчивость в Париже со случайным давним знакомым.)
На оригинале доклада наискось, в левом верхнем углу резолюция: «Мой архив. И. Ст.». На той же странице сверху, тем же почерком: «От тов. Артузова».
Артузов разобрался с провалами. Разумеется, в каждом конкретном случае были свои особенности и нюансы. Но профессиональный анализ выявил общую закономерность: крайне низкую дисциплинированность военных разведчиков, откровенную разболтанность, пренебрежение основополагающими правилами конспирации.
Ян Карлович Берзин (он же Павел Иванович, настоящее имя Кюзис Петерис), человек весьма заслуженный и уважаемый, руководивший военной разведкой с марта 1924 года (!), явно ослабил, если не утратил, контроль за деятельностью центрального аппарата и резидентур.
Требования к военной разведке со стороны и руководства страны, и Наркомата обороны значительно возросли именно в 1934 году. Как и предсказывал Артузов, сближение Варшавы с Москвой оказалось чисто тактическим ходом польской дипломатии, своего рода «дымовой завесой». Началось активное сближение Германии и Польши, антисоветская политика последней стала достаточно откровенной. Обозначилась военная угроза и на Дальнем Востоке – со стороны Японии. Так что укрепление военной разведки даже за счет некоторого ослабления, хоть и временного, политической было крайней необходимостью. Спустя полгода ЦИК СССР утвердил положение о Народном комиссариате обороны (НКО) СССР. Теперь военная разведка стала именоваться Разведывательным управлением (Разведупр, или РУ) РККА, то есть перешла из Штаба РККА в прямое подчинение наркому обороны Ворошилову.
…Заканчивался 1934 год страшно.
1 декабря в Ленинграде в коридоре Смольного выстрелом из нагана в затылок почти в упор был убит первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б), одновременно секретарь и член Политбюро ЦК ВКП(б) Сергей Киров.
Сергей Миронович никогда не принадлежал к ведущей группе в Политбюро, на заседания которого не всегда и приезжал из Ленинграда, никто в ЦК не рассматривал его как наследника, тем более – соперника Сталина на роль генерального секретаря. (К слову сказать, начиная с XVII съезда генеральный секретарь в ЦК не избирался. Этот пост возродил Леонид Брежнев. Совместные постановления Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) Сталин подписывал как «Секретарь ЦК», причем его подпись шла второй после подписи Молотова.)
Киров был вернейшим соратником Сталина, который являлся для него абсолютным, непререкаемым авторитетом, к тому же искренне любимым. Все версии о том, что старые коммунисты на XVII съезде предлагали ему стать генсеком, – чистой воды мифы.
Но Киров выгодно отличался от других «вождей» второго плана: был доступен, демократичен без рисовки, превосходно умел найти общий язык с любой аудиторией и был по–настоящему популярен среди жителей Ленинграда, особенно рабочих. Примечательно, что только двух деятелей партии ее рядовые члены да и беспартийные по–народному называли только по отчеству: Ленина – Ильич, Кирова – Мироныч. Потому–то его злодейское убийство было воспринято населением страны с таким негодованием, потому–то все вдруг и поверили, что убили его враги народа. Первоначально таковыми объявили белогвардейцев, затем сторонников Каменева и Зиновьева.
После XX съезда КПСС маятник общественного мнения, как это характерно для советского менталитета вообще и российского в частности, резко качнулся в противоположную сторону, да так там и застыл в совершенно невероятном с точки зрения законов механики положении. По новой версии, злодейский выстрел в Кирова организовали ленинградские чекисты по прямому или намеком отданному распоряжению Сталина.
Лишь некоторые историки и литераторы, в том числе и автор настоящей книги, полагают, на основании непредвзятого изучения фактов и логики{98} , что преступление совершил одиночка – озлобленный, с неуравновешенной психикой неудачник в жизни Леонид Николаев. Но Сталин с изощренным искусством использовал эту трагедию в своих целях – для развязывания Большого террора, в частности для подведения под него псевдозаконодательной базы – беспрецедентного по своей жестокости постановления ЦИК СССР. Оно открывало дорогу к полному произволу властей. Постановление предписывало дела о терроре рассматривать в десятидневный срок, слушание проводить в отсутствии прокурора и защиты; обжалование приговора исключалось, сам приговор следовало приводить в исполнение
Последующая практика показала, что слушание по таким делам на Военной коллегии Верховного суда СССР укладывалось в 10—15 минут. Только в исключительных случаях казнь откладывалась на день–два, иногда всего лишь из–за перегрузки исполнителя.
Примечательно, что номинальный председатель ВЦИК СССР, «всесоюзный староста» Михаил Калинин, известный тем, что при своей благостной внешности сельского дьячка не пропускал в Кремле ни одной юбки, не успел данное постановление даже подписать: под ним красовалась подпись лишь секретаря ЦИК – Авеля Енукидзе.
Уже через несколько недель на основании данного постановления были казнены и
