для так называемых бомб–македонок – метательных снарядов наподобие ручных гранат.
С горящими глазами слушал подросток Артур рассказы дяди Миши о том, как тот с товарищами вел в Москве подкоп под баню Таганской тюрьмы, чтобы устроить побег своему другу, революционеру Николаю Бауману, как с дружинниками захватил на Волге пароход со взрывчаткой, как обманул полицию: имея на руках когда–то выданное ему московским обер– полицмейстером Треповым разрешение «на хранение на квартире одного револьвера с патронами», закупил весь товар ружейных магазинов Виткова на Лубянке и Зимина на Тверской.
…На этот раз Кедров недолго гостил в Жданях. Дела требовали его присутствия в Петербурге. Осенью 1906 года умер отец Кедрова. Михаил Сергеевич получил большое наследство – несколько домов в Москве по 1–му Зачатьевскому переулку близ Остоженки. Он продал эти дома за 100 тысяч рублей золотом и часть денег передал в фонд большевистской партии. На остальные средства в Петербурге Кедров открыл легальное издательство «Зерно». Поскольку над ним по–прежнему висела угроза ареста, он жил в Питере нелегально, по паспорту рогачевского мещанина Михаила Сергеевича Иванова, учащегося курсов стенографии Сапонько на Невском проспекте. Издательство пришлось зарегистрировать на подставное лицо – литератора Б. Б. Веселовского.
Издательство и склад находились на Невском проспекте в доме номер 110. С точки зрения конспирации здание было выбрано очень удачно: черный ход связывал контору и склад с несколькими проходными дворами, выходящими на разные улицы. Транспортировка литературы со склада (владельцем которого, кстати, была Мария Августовна Дидри–киль) облегчалась близостью Николаевского вокзала{2}.
Под самыми невинными названиями – вроде массового, тиражом свыше 60 тысяч экземпляров, «Календаря для всех» – «Зерно» издавало и распространяло по заводам и фабрикам не только Петербурга, но и других городов России нелегальную революционную литературу. Более того, издательство начало подготовку к выпуску трехтомного собрания сочинений В. И. Ленина, но успело отпечатать лишь первый том и начальную часть второго. В апреле 1908 года издательство «Зерно» было властями разгромлено, а его владелец приговорен к двум с половиной годам заключения в крепости.
…Прощаясь в Жданях с Кедровым, Артур стал горячо просить дядю Мишу взять его с собой.
– Что ж, – ответил Кедров, – хорошие помощники мне нужны. Только имей в виду, наша работа – занятие для людей не робкого десятка. Полиция и охранка с нас глаз не сводят. Малейшая ошибка и – тюрьма.
– Не бойся, дядя Миша, – заверял Артур. – Я не оплошаю.
– Раз так, то приезжай. Но предупреждаю еще раз – тебя ждут многие препятствия и опасности. Впрочем, преодоление препятствий уже само по себе есть осуществление свободы. Так сказал один очень умный человек.
Очередные летние каникулы Артур Фраучи провел в Петербурге. Одетый в отглаженную гимназическую форму, он раскатывал на извозчике по данным ему дядей Мишей адресам и развозил пакеты с литературой, которую получал в издательстве на Невском или в типографии «Русская скоропечатня», которая помещалась в доме номер 94 по Екатерининскому каналу.
Кедров и его товарищи учитывали возможность конфискации тиража властями, поэтому договорились с владельцами «Скоропечатни», разумеется, конфиденциально, что те отпечатают 63 тысячи экземпляров «Календаря для всех», но в книге заказов укажут тираж в 3 тысячи и на несколько дней задержат доставку положенного количества экземпляров в Цензурный комитет.
Ознакомившись с «Календарем», комитет, конечно, его немедленно запретил и весь тираж, то есть указанные 3 тысячи экземпляров, конфисковал. Но 60 тысяч нелегального издания уже были из типографии вывезены и распространены по фабрикам и заводам.
Предъявить какие–либо претензии к «Скоропечатне» власти не могли: в документах издательство «Зерно» не упоминалось, а заказчиком и издателем «Календаря» числился мифический «коллежский асессор Александр Васильевич Траубе», который на случай отъезда выдал доверенность на получение тиража Александру Васильевичу Масленникову – под таким именем в Питере проживал давний друг Кедрова и его главный помощник по издательству Николай Семенович Ангарский (настоящая фамилия Клестов).
Участвуя в этой увлекательной для молодого человека операции, Артур приобрел, таким образом, первые навыки конспирации…
Вполне естественно, что Артур не только распространял нелегальную литературу, но и читал ее с жадным интересом. На это подталкивали и частые беседы с Кедровым, который наставлял своего юного соратника:
– Люди перестанут мыслить, когда перестанут читать…
Серьезным политическим самообразованием Артур Фра–учи занялся, уже став студентом металлургического отделения Петербургского политехнического института имени Петра Великого. Процесс этот был далеко не простым.
Российская интеллигенция (в том числе и наиболее активная ее часть – студенчество) после поражения революции 1905 года и начавшейся реакции еще не скоро смогла выйти из кризиса духа, идейных шатаний и разброда. В «образованном обществе» читали переводные сочинения западных философов–мистиков, реакционных политических мыслителей–эпигонов Ницше, увлекались столоверчением, масонством и… кокаином. Вначале вполголоса, а затем все громче и откровеннее, и уже не только в высших петербургских кругах, говорили о странном, прямо–таки гипнотическом влиянии на царскую семью и двор сибирского «старца» Григория Распутина.
Было от чего растеряться юноше, очутившемуся в столице после окончания провинциальной гимназии. И нет ничего удивительного в том, что новомодные идеи и веяния на какое–то время захватили и Артура Фраучи. К счастью, у него была светлая голова, и кратковременные увлечения не сбили молодого человека с пути. В конце концов Артур Фраучи примкнул к марксистскому движению.
Студент Фраучи оказался человеком разносторонних интересов. Он увлеченно изучал философские сочинения, проглатывал книжные и журнальные литературные новинки, посещал театр, особенно часто оперу и Народный дом, где выступали в ту пору известнейшие певцы Федор Шаляпин, Леонид Собинов, Антонина Нежданова, исполнительница цыганских романсов Варя Панина. Артур и сам пел вначале только на дружеских вечеринках, позднее в том же Народном доме. После подростковой ломки у Фраучи образовался красивый и сильный тенор. Специалисты находили, что при желании он вполне мог бы стать профессиональным оперным певцом. А пока что студент–политехник успешно исполнял теноровые партии в одиннадцати спектаклях, поставленных актерами–любителями в Народном доме. Через много лет Артур Христианович, уже будучи и начальником одного из ведущих отделов, и членом коллегии, охотно выступал на сцене клуба ОГПУ перед сотрудниками, исполнял чаще всего арии Радамеса из «Аиды», Хозе из «Кармен», романсы, в том числе свой любимый, на музыку Шуберта, «Я не сержусь», который пел на немецком языке.
Активное участие в нелегальных кружках, другие увлечения не мешали Артуру серьезно овладевать будущей профессией. Звездой первой величины в Политехническом институте заслуженно считался профессор Владимир Ефимович Грум–Гржимайло, крупнейший инженер–металлург России, видный ученый, создатель первой теории печей. «Громоподобный» – так не без основания называли за глаза профессора – приметил способного студента Фраучи и, когда тот получил диплом инженера, пригласил его в свое знаменитое Металлургическое бюро, находившееся на Большом Самп–соньевском проспекте,
