Он вернулся около двух часов, спросил:
– Все в порядке?
– Так точно! – отрапортовал пристав. – В ночлежку посылал городового унять драку, да в веселом доме мадам Мими слегка поскандалили, так, без последствий. А вообще все тихо.
– Хорошо, – сказал исправник. – Оставайтесь здесь, будьте неотлучно на месте – мало ли что… А я пройдусь по городу.
– Коляску возьмете?
Макаров немного подумал, махнул рукой.
– Нет, незачем. Если нужно будет, возьму на извозных конюшнях.
Он вернулся к четырем часам, отправил пристава в соседнюю комнату отдыха – немного поспать. Сам, оставшись один, присел к столу дежурного, задумался.
Кокуль-Яснобранский не появился – ни в назначенное время, ни позже. Какая разница – почему! План, задуманный им, такой блистательный, провалился… Впрочем, если парень все- таки бежал – пусть ему повезет, пусть он сумеет скрыться и остаться непойманным. В конце концов, это тоже хорошо. Ведь Юлиан мог просто до конца не поверить ему, полицейскому. Или беглеца по пути что-то спугнуло, и он рванул в другую сторону… Во всяком случае, там, в тюремной пристройке, пока все тихо, Зыкин еще должен спать. Не стоит будить его раньше времени.
Однако покоя на сердце не было. Поэтому, выдержав несколько минут, Анатолий Викторович все же вышел из здания полицейской управы через боковой ход – прямо на служебный двор. Уже наступил рассвет, и в розовых от зари утренних сумерках все было хорошо видно. Он медленно, не таясь, пересек двор и стал приближаться к тюремной пристройке. Решил обойти ее и посмотреть на решетку. Быть бдительным – его обязанность, она ни у кого не должна вызвать никаких подозрений. Да, это так, но…
Макаров резко остановился. Если он увидит сейчас перепиленную решетку – обязан будет сразу поднять тревогу. Если не сделает этого, подставит себя под подозрение – а вдруг его кто-то сейчас видит! Нет, надо вернуться… но не сразу. Подойти к двери, якобы проверить запоры…
Из караульного помещения раздавались негромкие звуки: скрип сдвинутого стула, бормотание… нет, скорее пение! Исправник на несколько мгновений замер, потом решительно постучал.
Услышав голос начальника, Зыкин открыл, отступил, пропуская.
– Как прошло дежурство? – спросил Макаров.
– Спокойно, ваше благородие! – бодро ответил охранник. – Так что все в порядке!
Макаров пристально посмотрел на него, и ему показалось, что Зыкин смутился, что как-то чересчур бодр…
– Хорошо так хорошо… Как заключенный?
– После того как съел ужин, спит себе…
– И сейчас спит?
Макаров подошел и отодвинул защелку на ставне в дверном окошке. Он увидел освещенную рассветом комнату, кровать, светлую шевелюру Кокуль-Яснобранского на подушке, руку, лежащую поверх одеяла… Долго не мог оторвать взгляда, мысли каруселью неслись в голове: «Что же случилось? Что помешало? Так все было продумано! Что же теперь?..»
Когда повернулся, закрыв окошко, лицо его было спокойным, взгляд непроницаемым.
– Что ж, пусть отсыпается, ему предстоит долгий путь… очень тяжелый. – Потом улыбнулся охраннику: – А что, Зыкин, съели вы плюшки? Понравились?
– Очень понравились, ваше благородие! Сами во рту таяли! Передайте вашей супруге мою благодарность. – Но тут же засмеялся: – Вспомнил, она же обидеться может! Жаль, что не доведется ее поблагодарить!
Зыкин постеснялся сказать, что две из трех булочек лежат у него в сумке – для дочки. А исправник ничего на его слова не ответил, только бросил:
– Скоро придет тебе смена.
И вышел. Охранник видел, как он идет через двор – прямая спина, чуть приподнятые плечи, медленный шаг. Макаров и в самом деле шел медленно, сжав зубы и чуть нахмурив брови. Ему было о чем подумать.
Когда из соседней комнаты вышел, на ходу причесываясь, пристав, исправник сидел за столом и перебирал бумаги. Спросил мимоходом:
– Отдохнули? – И тут же пригласил: – Присаживайтесь. Надо подготовить материалы по следствию об убийстве Савичевой, скоро за осужденным приедут из Харькова.
Они вместе стали просматривать документы, вносить правки и сортировать их. За этим занятием и застал их знакомый обоим телеграфист, заглянувший в комнату.
– Господин исправник! Анатолий Викторович!
– Что там такое? – У Макарова был голос человека, которого по пустякам отвлекают от важных дел. Но он тут же смягчил его: – Входите, господин Корбут. Что случилось?
В руках телеграфист держал запечатанный бланк телеграммы. Он протянул его Макарову:
– Вот. Срочная телеграмма для вашей жены. Я сам решил отнести, хотя еще рано – половина седьмого. Но ведь срочно!
– Мне решили принести? – не понял исправник.
– Нет, я понес ее вам домой, Вере Алексеевне. – Телеграфист был явно взволнован, но старался сдерживаться. – Но у вас открыта калитка, открыты входные двери, а Вера Алексеевна не отзывается!
Пристав вскочил, опираясь руками о стол, но Макаров, не поворачиваясь, положил ладонь на его руку, придавил:
– Спокойно!
Нарисованная телеграфистом картина так явно напоминала ту, которую они увидели, войдя недавно во двор Любови Савичевой. Но объяснение должно было быть какое угодно другое, ведь убийца сидел в тюрьме.
– Вы звонили? – спросил Анатолий Викторович телеграфиста.
– Звонил неоднократно! А потом вошел в дом и несколько раз громко позвал…
– Дайте телеграмму!
Макаров распечатал бланк, прочитал, отдал лист приставу:
– Это Верочкины тетя и дядя из Киева, зовут на свою золотую свадьбу.
– Но она заявлена как срочная, – оправдываясь, сказал телеграфист. – Вот я и подумал…
– Хорошо, хорошо, – оборвал его Макаров. – Поедемте к нам, посмотрим, в чем дело.
Уже в коляске он сказал приставу и телеграфисту:
– Жена последнее время стала принимать снотворное, могла крепко спать и просто ничего не слышать. А незапертая дверь… Может, вышла куда-то во двор? Хотя обычно так рано она не выходит… Ничего, сейчас все выяснится! Наверняка пустяки какие-то.
Когда он взбежал на крыльцо, распахнул входные двери и крикнул:
– Вера! Вера, ты где? – его спутники невольно остановились. Но Макаров оглянулся, позвал: – Пойдемте наверх, посмотрим.
Отворенная дверь его явно встревожила больше, чем он сам ожидал. Все трое поднялись на второй этаж, подошли вслед за хозяином к двери одной из комнат.
– Вера! – Он постучал, но почти тут же толкнул дверь и вошел. И вскрикнул глухо. Телеграфист со стоном тут же выскочил в коридор и помчался по лестнице вниз. А пристав
