Лягушка квакнула.
Все утро мисс Даннинг вела себя очень странно.
Она почти не смотрела в мою сторону и ни разу меня не вызвала.
Чтобы показать ей, что мне необходимо заниматься делом, я без спросу вышла к доске и написала на ней ответ на вопрос, над которым задумалась Меган О'Доннел.
Это не помогло. Все утро она не обращала никакого внимания на мою поднятую руку.
Я ничего не понимала.
Аманда, кажется, тоже.
Но потом кое-что прояснилось.
Прозвенел звонок на большую перемену, и мисс Даннинг сказала:
— Ро, зайди, пожалуйста, в учительскую.
В учительской, кроме нас двоих, никого не было: все учителя разбирали шатер на стадионе.
Обычно при таких разговорах учитель стоит или сидит спокойно, а вызванный ученик ерзает и вертится.
Тут все было наоборот.
Я стояла спокойно, а мисс Даннинг нервно перемещалась по комнате.
— Ро, — спросила она наконец, — перед тем, как твой папа исчез, он обо мне что-нибудь говорил?
Я мотнула головой.
Мисс Даннинг еще немного пометалась по учительской. Вид у нее был взволнованный.
«Что случилось?» — написала я в блокноте.
Она прочла мой вопрос и глубоко вздохнула, но ничего не ответила.
«Не бойтесь, — написала я, — я никому не проболтаюсь».
Она прочла и улыбнулась какой-то вымученной улыбкой. И замолчала на целую вечность.
— Ро, — сказала она в конце концов, — твой папа предложил мне с ним встречаться, но я не согласилась.
Я кивнула. А что я вам говорила?
— И вчера, — продолжала мисс Даннинг, — я сказала ему об этом как раз перед той надписью в небе… перед тем, как он пропал.
Вот этого я не знала.
— И я боюсь, — вздохнула мисс Даннинг, — что он уехал из-за меня.
Я тут же накатала ей целое письмо: что это глупости, что уехал он только из-за меня, из-за этой дурацкой надписи, и так далее. Писать об этом было ужасно грустно, и чтобы подбодрить нас обеих, я попросила ее быть судьей на нашем состязании.
Она улыбнулась и кивнула.
Вдоль беговой дорожки выстроилась почти вся школа.
Мисс Даннинг заняла свое место и увидела банку с лягушкой по ту сторону финишной черты.
— А это что? — спросила она.
Вся школа затаила дыхание.
Я тоже.
Если наш забег запретят, Дэррин еще сто лет будет хвастаться, как он бы непременно выиграл, только ему не дали.
— Это, гм… то, на что они поспорили, — скромно пояснила Аманда.
Не девчонка, а будущий премьер-министр!
Мисс Даннинг устало улыбнулась и пожала плечами.
— Могли бы выбрать приз и поинтереснее.
Когда я подходила к старту, сзади подскочила Аманда и сжала мою руку.
— Только в конце не тормози, как тогда со мной, — прошептала она, — наоборот, поднажми еще!
А я и не знала, что она заметила. Говорить я уже не могла, просто кивнула ей и пригнулась на старте рядом с Дэррином.
— Лягушки хороши под сырным соусом, — проблеял он, но ответить я не успела: раздался свисток, и я рванулась вперед.
Старт получился неудачный, я чуть не потеряла равновесие, и Дэррин меня сразу обошел.
Я выровнялась и зачастила изо всех сил, но догнать его не могла.
Пот заливал мне глаза.
Приближалась линия финиша.
И тут я его увидела. Рядом с мисс Даннинг. Яркое пятно, фиолетовое с желтым. Я сразу поняла, что это папа!
Он махал мне руками, точь-в-точь как тогда, на спортивном празднике.
Ноги у меня вдруг стали невесомыми, и я уже не сомневалась, что выиграю.
И пускай папа от восторга перецелует всех учителей, и выбьет у них из рук завтраки, и залезет к ним под мышки, — мне было наплевать!
Пускай сам с ними разбирается.
Я поравнялась с Дэррином.
Прямо на меня неслась финишная черта.
Я протянула руки и бросилась вперед, на родное фиолетово-желтое пятно, оставив позади и линию финиша, и топот Дэррина за спиной.
Все кругом вопили как ненормальные. Аманда так стиснула меня в объятиях, что я не могла вздохнуть.
Но мне было все равно.
Я смотрела на яркую двухцветную кляксу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась никакой не рубашкой.
Это было желто-лиловое знамя Ассоциации учителей и родителей: кто-то из учителей уже скатывал его в рулон, но свободный конец еще трепыхался на ветру.
Я медленно отвернулась.
Меня тошнило. Может, просто от быстрого бега.
Займись делом, повторяла я себе, займись делом.
Дэррин валялся на траве. Вот уж кому было по-настоящему тошно.
Он скосил глаза на меня, потом на лягушку, а потом опять уставился в землю.
На секундочку у него на лице мелькнуло такое же несчастное выражение, как вчера, когда старшие братья послали его подальше.
Я ему чуть не посоветовала пойти домой и сказать своим братьям, чтоб не выпендривались.
Но время для этого было неподходящее, так что я отыскала свой рюкзак, вытащила коробку для завтраков, а из нее — подгоревший яблочный пончик, который собиралась поскоблить с боков и съесть на перемене.
Я протянула его Дэррину.
Он тупо уставился на пончик, потом на меня.
Я достала блокнот и ручку, но Аманда уже сказала вслух именно то, что я собиралась написать.
— Пончик с лягушатиной.
Понимаем друг друга без слов!
Дэррин взял пончик, и на какое-то мгновение мне почудилось, что он смотрит на меня с благодарностью.
Впрочем, такие вещи трудно разглядеть на лице, по которому вечно блуждает кривая ухмылка.
Я подобрала с земли банку с лягушкой и повернулась к мисс Даннинг, чтобы спросить, как она думает, не слопает ли эта великанша всех наших лягушат.
Но пока я писала в блокноте свой вопрос, кто-то громко окликнул мисс Даннинг.
К ней бежал мистер Фаулер, запыхавшийся и красный от волнения.
— Эта окаянная девчонка опять заперлась в шкафу, — сообщил он. И уставился прямо на меня. — Значит, там заперся кто-то другой, — догадался он, и все мы еще немного помолчали.
