подарок — очевидно, ту самую шкатулку, — чтобы вернуться за ней позже, когда Монтфорт изучит ее и оценит его мастерство. Я считаю, что Партриджа убил Монтфорт. И что его руку изуродовал сам лорд Монтфорт в этой самой комнате. Помните кровь на окне? Вот вам и объяснение.
Уэстли нахмурился.
— В таком случае, где орудие, которое он использовал, и где, скажите на милость, отсутствующие пальцы Партриджа? Кроме того, Монтфорт погиб от выстрела. А без пальцев Партридж не смог бы его убить. Монтфорт, будучи застрелен, не мог отсечь Партриджу пальцы, тем более что для этого ему потребовался бы нож или другое орудие. Ваши аргументы столь же неубедительны, Фоули.
Фоули в ответ лишь беспомощно покачал головой.
— Мы можем выдвигать какие угодно гипотезы, — продолжал Уэстли, — но пока нам не станет точно известно, что произошло на самом деле, мы обязаны вести расследование. Нужно расспросить местных жителей, выяснить, где остановился Партридж, нужно пригласить врача, чтобы тот обследовал его тело.
— Мудрое решение, — согласился Фоули. Он поднял голову и в задумчивости устремил взгляд на мерзлую пустошь за окном. — А вы не допускаете, что эти две смерти могут быть абсолютно не связаны одна с другой? Или что здесь замешано третье лицо? Если помните, Уэстли, следы за окном были другие. Кто-то мог видеть, как Партридж застрелил Монтфорта. Этот кто-то пошел за ним, напал на него и убил.
— Но где мотив, Фоули? — возразил Уэстли. — Разве тем самым человек, отомстивший за Монтфорта, не выдал бы себя? Практика показывает: внезапная гибель людей в одно и то же время почти никогда не бывает случайным стечением обстоятельств. Уверен, коварство судьбы или Бог здесь ни при чем; это — злой умысел человека. И мне кажется, что Партридж далеко не такой невинный агнец, каким описывает его Хопсон, и является во всей этой печальной истории центральной фигурой. Что касается участия третьего лица, я в том глубоко сомневаюсь. Ведь в момент гибели Монтфорта все домочадцы либо сидели в столовой, либо были заняты на кухне.
Я уже не мог сдерживать ярость. Как смеет он чернить моего друга, которого я знал как исключительно порядочного человека? Мне неизвестно, зачем Партридж приехал сюда и почему он не посвятил меня в свои планы, но я хорошо его изучил и готов поклясться, что он никогда не лишил бы жизни человека. В память о нашей дружбе я обязан заступиться за своего беззащитного убиенного товарища.
— Сэр, не сочтите меня дерзким, но я умоляю вас пересмотреть свое суждение, ибо я убежден, что оно ошибочно. Вы вольны как угодно истолковывать факты, дабы подтвердить свою версию, но это не пошатнет моей уверенности и, более того, не заставит меня изменить свое мнение о друге, чей характер я хорошо знаю. Партридж не был злодеем. Он никогда не стал бы пробираться сюда тайком, чтобы совершить кражу, и уж тем более не стал бы нападать на лорда Монтфорта. Господи, да он и револьвера-то в руках никогда не держал. И, разумеется, никогда не стрелял.
— Он нуждался в деньгах, Хопсон. Он был в состоянии нервного возбуждения. Вы же слышали, что сказала мисс Аллен.
К тому же, вы сами говорите, что он не мог похвастать достойным происхождением. Такие люди зачастую, насколько мне известно, изменяют своим принципам. Или, вернее, — ведь мы ничего не знаем о его корнях, — возвращаются к своей истинной природе. Из порядочных людей превращаются в негодяев.
Я яростно тряхнул головой.
— И все же, сэр, я по-прежнему убежден, что вы ошибаетесь. Партридж ни в чем не повинен. Засим, с вашего позволения, я должен вернуться в Лондон.
Я заверил Уэстли, что он может связаться со мной в любое время и что по первому его требованию я немедленно приеду в Кембридж. Заручившись моим обещанием, он не видел причины препятствовать моему отъезду. Я направился в коридор для слуг. Если мне прежде не терпелось удалиться из этого злосчастного дома, то теперь я готов был бежать без оглядки. Мне хотелось побыть одному, чтобы поразмыслить над смертью моего дорогого друга и найти собственное объяснение его гибели, ибо, признаюсь, случившееся оставалось для меня такой же загадкой, как для Фоули и Уэстли.
Я остановился в коридоре и, зажмурившись, прижался лбом к стене, уступая страху, смятению и нервному возбуждению, сжигавшим мое сердце. У меня было такое ощущение, будто я кубарем качусь по темному тоннелю, где за каждым обнаруженным мною кошмаром таится еще более омерзительный ужас. Если уж я испытал шок, натолкнувшись на труп Монтфорта, представьте, каково было мое состояние, когда я нашел мертвого Партриджа. А затем новый удар — когда я увидел его изуродованную руку. Неужели мои испытания еще не окончены? Неужели теперь мне предстоит выяснить, что мой лучший друг был убийцей? Нет! Я знал, что обязан опровергнуть это дикое предположение. Я вообще не должен допускать мысли о виновности Партриджа. И все же — как справиться со шквалом вопросов, которые поставила его смерть? Как все это осмыслить?
Но мое уединение вскоре было нарушено. Не простоял я в коридоре и двух минут, как меня окликнул Фоули.
— Хопсон, полагаю, вы едете в Кембридж? Позвольте предложить вам место в моем экипаже. Я вызвался немедленно привезти врача, чтобы он обследовал тело Партриджа.
До этой минуты Фоули держался отчужденно, и я догадался, что он неспроста снизошел до меня: вероятно, я зачем-то стал ему нужен. Но я не знал, как еще можно добраться до Кембриджа, чтобы успеть на дорожную карету, отходившую в полдень, а мне не терпелось уехать. Поэтому я с благодарностью принял предложение Фоули, невзирая на его скрытые мотивы.
Все выяснилось очень скоро. Экипаж, запряженный четверкой коней, миновал сторожевых псов у ворот, кучер подхлестнул лошадей, и Фоули обратился ко мне.
— Хопсон, — произнес он, — я буду говорить с вами прямо и прошу вас отвечать мне так же. Без церемоний. Я хочу, чтобы вы были со мной откровенны.
— Как вам угодно, милорд.
— Вероятно, Хопсон, вы спрашиваете себя, что мне от вас нужно.
Ободренный его непринужденным тоном, я отвечал не таясь:
— Должен признаться, милорд, я настолько ошеломлен горем и ужасами, которые мне пришлось увидеть, что не особо о том задумывался.
Возможно, Фоули все же счел мои слова дерзостью, ибо его губы дрогнули, будто он хотел выбранить меня, но сдержался.
— Редко кто может похвастать такой проницательностью, как вы, Хопсон, — наконец продолжал он. — Убежден, ваша осведомленность, ваши наблюдения могут мне помочь.
— Осведомленность и наблюдения относительно чего, милорд?
— Относительно Партриджа.
Он пытался втереться ко мне в доверие, чтобы потом использовать сведения, которые я дам ему, против меня же самого?
— Простите, милорд, но мне непонятно, почему Партридж — нищий подкидыш — заинтересовал такого знатного джентльмена, как вы.
— Меня интересуют его отношения с Монтфортом, в связи со смертью последнего. Вчера утром лорд Монтфорт подписал документ в мою пользу — в уплату своих карточных долгов.
— Да, я слышал от слуг. Фоули фыркнул:
— Не сомневаюсь, что столь личное дело глубоко взволновало челядь. Но, возможно,
