Яузы. Неожиданно навстречу вылетели «Жигули» – «восьмерка». Машина была ржавая и сильно помятая, хотя и с тонированными стеклами. Уходя от столкновения, Василиса едва не врезалась в ограждение набережной. Ей удалось справиться с управлением и вернуться на трассу. В зеркало заднего вида она увидела, что «восьмерка» развернулась, доведя до инфаркта десяток водителей, и бросилась их догонять. Через менее затененное лобовое стекло машины были видны озверевшие лица пары бесов – здоровяка и длинного.
Андрей бросил на Василису обеспокоенный взгляд.
– А вот и наши друзья. Тебя сменить?
Она покачала головой.
– Спокойно, я прошла курс экстремального вождения.
Журналистка вела машину уверенно, притормаживая перед поворотами и резко набирая скорость на прямых отрезках дороги. Машин было мало, это облегчало ее задачу, но облегчало и работу преследователям. А они не отставали.
Сейчас Василиса была рада, что не купила машину с автоматической коробкой передач, хотя искушение такое было. Дави педаль – и никаких забот. Сейчас она бешено работала всеми тремя педалями и ручкой переключения скоростей. «Пыжик» совершил сложный маневр и вырвался далеко вперед. Позади взревел движок преследователей. Под ржавым капотом явно прятался мощный агрегат.
Андрей пытался помочь Василисе, чем мог. В основном крутил головой, высматривая возможную опасность. И неожиданно увидел знакомый силуэт. Впереди в крайнем правом ряду двигался черный «Мерседес». Успенский указал Василисе на знакомый объект.
– Борюсик своим шестеркам не доверяет. Лично контролирует. Работу принимать приехал.
Она недобро усмехнулась.
– Ты ему по гороскопу обещал серию ударов? Сейчас он получит добавки.
Она заложила крутой вираж, приближаясь к «Мерседесу». Тому было некуда деваться – перед ним тащился грузовик. Василиса заложила очередной крутой вираж. «Пыжик» поравнялся с «Мерседесом». В его боковом окне мелькнуло перепуганное лицо господина Бекермана. Увидев, что его засекли, он засуетился. Деваться ему было некуда – впереди грузовик, слева «Пежо». Но тут Василиса притормозила. Бекерман поневоле вывернул руль влево и прибавил скорость.
Рев движка преследователей за спиной превратился в надрывный вой. Бесы решили идти на таран. Андрей оглянулся и увидел, что расстояние между ними и ржавой «восьмеркой» сокращается с пугающей быстротой.
И тут Василиса вильнула вправо, заняв место в крайнем ряду позади грузовика, где до этого прятался господин Бекерман. Ржавая «восьмерка» проскочила мимо со скоростью истребителя, и через секунду впереди раздался удар, а следом и жуткий скрежет.
Господин Бекерман так ловко прятался от своих помощников, что те не замечали его до самого последнего момента. Пока не врезались в его багажник своим передним бампером. Проезжая мимо их слипшихся автомобилей, Василиса и Успенский сделали им на прощанье ручкой.
Москва, Большая Пироговка. Март 1930 года
Невысокий деревянный дом стоял посреди маленького двора, напротив сквера. Здесь, в низком первом этаже, известный писатель и драматург Булгаков снимал у хозяина– нэпмана роскошную, по тем временам, трехкомнатную квартиру за номером 6.
Обедал писатель в крошечной квадратной столовой с низким потолком и окнами над самым полом. Пообедав, он спустился по ступенькам в кабинет, прошел за стол и сел в рабочее кресло. Перед ним лежала едва начатая рукопись нового романа о дьяволе. Всего несколько листков. Текст выходил из-под пера помимо воли автора, словно его рукой водила какая-то неведомая сила.
«Солнце в первом доме, – забормотал инженер, козырьком ладони прикрыв глаза и рассматривая Берлиоза, как рекрута в приемной комиссии, – Меркурий во втором, Луна ушла из пятого дома, шесть несчастье, вечер семь, в лежку фигура. Уй! Какая ерунда выходит, Владимир Миронович! Оказывается, что вы будете четвертованы».
Писатель отбросил ручку. На столе перед ним лежал большой толстый пакет из грубой бумаги. Пакет принес посыльный. И хотя обратного адреса на нем не было, писатель знал, откуда пришла почта. Документы прибыли из Берлина. Но сейчас пакет был пуст.
Отправителем были вложены в пакет переводы различных апокрифов, чаще – гностических евангелий и апокалипсисов, найденных в пещерах Ближнего Востока и Северной Африки. Но теперь зола, которая от них осталась, остывала в печке. Она перемешалась с золой, которая осталась от первого варианта романа о дьяволе.
В кабинет осторожно вошла супруга писателя, Любочка Белозерская. Она давно чувствовала, что с мужем творится что-то неладное. Не то влюбился, не то угодил в творческий тупик, из которого не находит выхода. Она нарочито игриво, как в те времена, когда они сутками не вылезали из постели, подошла к нему и шлепнула пониже спины.
– А чья это жопочка? Мишук, ты уже начал роман о дьяволе? Мне Женечка Гладун из Берлина пишет, что.
Он вздрогнул и обжег ее ледяным взглядом.
– Напси – так он иногда называл жену, – как говорит Валюн Катаич, место жены писателя – на кухне. Но не на его творческой кухне. Не мешай, я работаю.
– Тоже мне Достоевский! – обиженно фыркнула она и покинула кабинет. Через плохо прикрытую дверь было слышно, как она принялась названивать по телефону кому-то из подруг.
Булгаков с тоской посмотрел ей вслед.
– Люба – это мой крест, – с чувством сказал он сам себе.
Писатель понимал одно: больше всего на свете ему не хочется писать роман о дьяволе. Он поднялся, вышел в переднюю и стал надевать калоши.
– Мишук, ты куда собрался? – Супруга на секунду оторвалась от трубки.
– В клуб, – ответил он. – Я обещал Маяковскому сегодня вечером шары с ним покатать.
Он лгал. То есть он действительно, собирался пойти в актерский клуб и поиграть в бильярд с Маяковским. Но не только это заставило писателя выйти из дома этим ненастным вечером. Он надеялся встретить ее, свою настоящую и последнюю любовь. Елену Прекрасную. Он познакомился с ней в доме общих знакомых на праздновании масленицы. Она пришла одна, ее мужа услали в командировку.
Тогда, едва познакомившись, он помог ей завязать какие-то тесемки на рукаве. За столом они сидели рядом, и она, вроде дьякона из чеховской «Дуэли», смотрела ему в рот и с восторгом ждала от него очередной шутки. А он, почувствовав себя в ударе, разошелся вовсю. Публика просто стонала от восторга. Он пел, танцевал, поминутно выскакивал из-за стола и бросался за рояль. Одним словом, хлопал подтяжками и куражился как мог. Она восхищалась его глазами, называла их уранически–синими и утверждала, что они сверкают, как бриллианты.
И сейчас он шел в актерский клуб в надежде встретить ее.
В прошлый раз она пришла в клуб специально, чтобы посмотреть, как он играл в бильярд с Маяковским. Играли они не торопясь, с чувством и плохо скрываемым удовольствием.
– От двух бортов в середину, – говорил Булгаков.
И мазал.
– Бывает, – сочувственно замечал Маяковский, обходя стол, чтобы выбрать удобную для
